Глава третья

Стены

Как же болит голова! Просить таблетку у вертухая? Нет, лучше терпеть. Поэт глухо застонал. Он потерял счет времени. Сколько он здесь? Где он? Камера шесть шагов в длину, три в ширину. Узкая кровать, привинченная к полу табуретка, крохотный столик и в углу унитаз, с краном над ним. Царские условия. Это теперь его мир. Надолго? Кто знает. Боль и воспоминания мешались в гудящей голове. Мужик с перстнем, полковник, лейтенант Анвар… выстрелы, взрывы. Допросы. И камера, ставшая домом. Два раза приходили журналисты. Он с презрением смотрел на их лисьи морды, но говорил вежливо. Отвечал на все вопросы. Главарь мятежа. В особо охраняемой тюрьме. Нет, не бьют. Питание? Отличное. Всё хорошо. Просьбы? Нет просьб. Они сообщили ему новость, после которой в сердце засел раскалённый гвоздь.

Когда в город вошли верные власти части, работяги сжали кулаки, но терпели. Когда тащили на допросы друзей и родных — они молчали. Когда, словно павший скот, закапывали убитых мятежников — они глухо роптали. А потом…. Потом назначили новую власть. И новый мэр, с трибуны на митинге, бросил им в лица – « Ну, рабы, теперь мы за вас возьмёмся конкретно!» А сзади кривили небритые лица, вернувшиеся под защиту центральной власти, «гости с юга». Вечером они принялись мстить. Были убитые, изнасилованные. Полиция как – будто не замечала творящегося вокруг.

Вот тогда полыхнуло. Небо содрогнулось от того, что люди делали с инородцами. Повезло тем, кого просто растерзала толпа. Потом народ взялся за бросившуюся «восстанавливать порядок» полицию. Хваленные краповые береты драпали из города, бросив оружие. Карателей рвали на части. Новую администрацию, не мудрствуя, заживо сожгли на площади. Мужики, женщины, дети.… Все взялись за оружие. Нервы центральной власти не выдержали. В тот день, когда на старых улицах зацвели вишни, с неба посыпалась смерть. Ковровая бомбардировка не щадила никого. Людей, собак, кошек, деревья, дома.… Нет больше маленького города над мелким тёплым морем. Только руины и пепелища – словно надгробные памятники тем, кто не захотел быть рабом…

Поэт сидел, стиснув зубы. Журналисты еще позадавали свои идиотские вопросы и ушли. Он остался один. Всё плыло перед глазами. По стенам камеры бежали картинки. Родная улица, старый дом, соседи, друзья. Ничего этого больше нет. Силы, где взять силы пережить всё это? Не сломаться. Выдержать. И вернуться в мир, где нет больше Родины. Мстить. Как же он будет мстить! За всё. За каждого погибшего земляка, за каждый сгоревший дом, за каждое сгоревшее дерево. Поэт ударил кулаком в бетонную стену.

— Не надо. Стены крепче твоих кулаков. – На табуретке у столика сидел давний знакомец. Тот же ледяной взгляд, тот же перстень на пальце, только костюм другого цвета. Поэт сел на кровать напротив. Они долго молчали. Потом Гость спросил:

— Водки?

— Давай. – Поэт равнодушно смотрел на возникшую из ниоткуда бутылку. Он залпом выпил стакан. Закурил дешевую сигарету. Потом тихо спросил:

— Зачем ты здесь?
— Ты просил силы. Я пришел дать её. Не бросать же тебя. Я еще не выполнил обещание – ты еще не стал императором. Поэтому я рядом. Что же в твоей душе, Ваше будущее величество? – Ледяные глаза впились в лицо Поэта. Загрохотали багровые скалы, ревел черный прибой и ангелы падали с неба в потоки огня. Боль. Страшная боль утраты вечного Неба наполняла душу черным фонтаном силы. Ледяной ветер над бушующим пламенем дул прямо в душу. Уходили отчаяние и усталость. Черная великая сила бежала по жилам. Гость довольно кивнул.