— Пока хватит. Слишком много силы ты не выдержишь. Ты почуял нашу боль и нашу силу. Теперь ты понимаешь нас. Пей, Император! Я первый, кто назвал тебя так. Потом их будут миллионы. Я видел твою душу. Месть и беспощадность, решительность и напор. Это то, что надо. Я боялся сопливых покаяний и просьб о пощаде к небесному папочке. Этого нет, и, значит, – ты победишь! Подожди немного. Уже убийца пристрелял винтовку, уже просчитаны маршруты поездок президента. Скоро, уже скоро грянет выстрел. В стране наступит хаос, и тогда нужен будешь ты. Тебя повезут в другую тюрьму. По пути ты уйдёшь. Как? Пусть тебя это не волнует. Думай о власти, которая уже ждёт тебя. Выпей еще. Надо же, к тебе гости. Я тут, в сторонке посижу.

Дверь камеры открылась. Настороженный вертухай пытливо оглядел все уголки маленькой камеры, сидящего на кровати гостя он не заметил. Охранник отошел в сторону и пропустил в камеру священника. Потом покачал головой и вышел в коридор, заперев за собой дверь. Священник — невысокого роста мужчина с небольшой бородкой и печальными, всё понимающими, глазами — посмотрел на Поэта и бросил быстрый взгляд в сторону табуретки, на которой сидел Гость. Он осенил себя крестом и сказал Гостю:

— Оставь нас, Сатана! Я хочу говорить с этим человеком.
— Я не Сатана. Впрочем, если хочешь, я могу позвать шефа – издевательски хохотнул Гость – Обрадуешься ли ты этой встрече?
— Мне не о чем с тобой говорить, жалкий бес. И твоего хозяина я не боюсь. Если со мной Бог – то КТО против меня? Архангел Михаил ждет новой встречи с вашей кодлой. Ты под этим шикарным пиджачком все еще носишь след от его копья. Сдёрни, шваль, и не кипущуйся. Грядет разборка с вами, вы на все предьявы ответите!
Гость, злобно скалясь, исчез в душном воздухе камеры. Поэт рассмеялся и спросил священника –

— Откуда такой слэнг, Батюшка? — Священник смутился и, как –то по детски, улыбнулся-
— Прости, сын мой. Долголетнее служение при тюрьмах накладывает свой отпечаток. Даже на приеме у митрополита, бывает, срывается такое, что краснею потом не один день. Что делать? Я должен говорить с людьми на понятном им языке. Иначе мои слова не будут услышаны. А здесь, в тюрьме, язык и жизнь совсем другая, чем на воле. Здесь тарахтят костями и стоят на одной ноге мясники, скокари, гладиаторы, каталы, авторитеты… Пропавшие души. Все они люди. Все дети Божьи. Вернуть этих блудных детей домой – мой долг.

— Меня вы домой не вернете – жестко сказал Поэт – Мой дом погиб под бомбами той власти, за которую вы всем скопом молитесь!
— Мы молимся, что бы Господь не отвернул лика своего от этой власти. Дал ей вразумление и терпение. Убрал скверну и злобу. Пробудил в ней милосердие и сострадание.

— Это милосердие сыпалось с неба тонными фугасами!

— Каждый ответит за дела свои перед единственным Судьёй. — Священник грустно вздохнул. – Я пришел говорить с тобой. Не надо отрицательно качать головой. Я все понимаю. Я вижу черный огонь, что заливает твою душу. Ты сейчас просто не услышишь слов Добра. Семена упадут на камень и не дадут всходов. Я вижу отметину черных на твоей душе, а убрать её не могу. Ты сам не хочешь этого. Просто придет время, и ты устанешь от этого зла. Ты думаешь, оно дает тебе силу? Нет. Распадается твоя душа и энергию этого распада, малую её часть ОНИ возвращают тебе в жилы. Просто запомни мои слова: вернуться к Богу НИКОГДА не поздно! Прочитай притчу о « работниках последнего часа». Там ответ на все. А, пока, прощай, сын мой. Если случится чудо, и ты решишь вернуться к Свету, ты позовешь меня. Я услышу.