Бегу по Пантелеймоновскому мосту через Фонтанку, гляжу вдоль набережной мужчина, вроде знакомый, туда – сюда с запрокинутым лицом ходит. С удочкой. Вспомнил: я его ещё третьего дня заприметил: дождь, ветер, а этот ловит. Ещё подумал: — «Этот точно по такой погоде какую-нибудь хрень подцепит…»

Бегу обратно, с Марсового – этот с удочкой так и мотается. Как неприкаянный.

Остановился на светофоре, а он в меня глазом вцепился и орёт сквозь ветер. – Извините, — кричит, — Позвольте сударь Вас задержать. – Из питерских интеллигентов похоже.

Я кивнул. – «Дескать не против…» – Сам стою, ногами перебираю, чтобы не выстудиться.

Этот подходит и с лёта. – Простите, что беспокою. – Говорит. — Лицо у Вас располагающее, а у меня, знаете ли, горе. Я тут Рыбу мутанта поймал. Во вторник. Говорящую. Смотрит на меня пытливо. Я молчу. Это же Питер. Тут городских сумасшедших больше чем деревьев.

— И знаете, — наседал тип, — Рыбина большая, крупная, килограмм на семь, — присел наседкой, руки растопырил… — отродясь тут такие не водились. Только крючок из губы выдернул, а она как понесёт… Сначала тарабарщину на неизвестных мне языках, потом на чисто русском, с непристойностями. Я даже хотел её обратно в Фонтанку выбросить, а рыба как к рукам подлипла и говорит: — « Дурак ты, Василий Петрович, а про три желания, гондон штопанный, позабыл? Только попробуй, выбрось! Я же Судьба твоя, м..дак! И как понесла мне про всю мою жизнь непутёвую: с измальства, до сего дня… Как под копирку… Я и оторопел.

Он полез в обшмыганный карман пальтишка, выудил плоскую флягу дешёвого три звезды, свинтил крышечку, протянул мне, — Будете?

— Нет. — Я отрицательно мотнул головой.

— Как знаете, — Он отхлебнул.

— Замёрзли поди… — Он участливо покачал головой, снова отхлебнул и сунул флягу в карман.

Стою, ногами перебираю, чувствую себя полным дураком. И вроде, как и уйти надо, а не ухожу…

— Короче, — продолжает «рыбак», — приволок Рыбину домой, я в двадцать третьем по Пестеля сорок третья квартира на последнем, справа от лифта. В коммуналке живу. Налил, значит, в таз воды, рыбину в таз и на стол. Сел. Сижу. Смотрю. Эта плавает. По телевизору как раз «Менты» шли. Смотрите?

— Нет, — мотнул я головой.

— Ну да, на любителя. А Рыба мне, — чего расселся, зараза. В Дикси на Пестеля беги. Мне пятилитровую питьевой воды, а то я в этом дерме из-под крана к утру с дохну, три «Балтика7» и банку шпрот прибалтийских. И всё мне в таз… Записать, или запомнишь, идиот.

— А желания, — я её спрашиваю.

— А желания заслужить надо, козёл. Понятно я излагаю. – А сама мне в лицо наглой своей рыбьей мордой лыбится.

— Короче, принёс… Эта шпроты смела, пиво выхлестала и прыг мне на грудь, — «называй меня — моя килечка», — а у самого руки трясутся, — «а я тебя буду — мой дельфинчик», — и в постель завалила… Скользкая гадина, жуть… — Он полез в карман, достал трясущимися руками пачку сигарет, нервно раскурил…

— Короче, сидим утром, как люди, я кофе заварил, эта в Люсином халатике, Люся моя гражданская жена, ну я к ней опять с разговорами про три желания, а она мне: — «Сначала обвенчаемся по-людски, а пока нет охоты у меня красивой молодой рыбы тебе старый козёл желания исполнять… И, видишь, животик какой у меня.» – За ночь её реально раздуло. – «Обрюхатил ты меня проказник. И ещё: если хоть раз на Фонтанке с удочкой увижу, то тебе твой спиннинг — точно оторву, так и знай» — Короче, на утро обвенчались, — он кивнул на купола: Батюшке пришлось приплатить…

Через день Люся моя от матери из Воронежа вернулась, а эта её с лестницы и спустила.

А к вечеру того же дня Рыбина моя и родила: я не гад и мальков на своей площади и прописал. Да и Рыбине не откажешь: скользкая – скользкая, а законная супруга перед людьми и Господом…

— Да как же так, — растерялся я, — Как всё у вас по быстрому-то… В три дня уложились…