А дело всё было в том, что после того великолепного бала, когда я впервые имел честь станцевать с Антуанеттой, я вдруг взглянул на свою жизнь по-новому. Ведь сейчас, только сейчас, в эту нежную и пылкую пору окружён я красавицами и, возможно, даже в скором времени пойму, что влюблён… Но всё это будет длиться лишь пока я молод. Стоит только увянуть облагороженным чужими речами чертам, стоит только угаснуть моему взору, стоит только сединке появиться на моих вьющихся волосах – всё закончится… О, как не хотел я терять себя в этом омуте бесконечно кружащихся дней! Пусть такая жизнь не имела бы никакого смысла, но, о, как страстно я желал более никогда не стареть!
И вот на этой самой фразе, крутанувшейся в моей голове, словно отчаянный сбой в непрерывно работающем механизме, я резко вскочил, отняв руки от головы. Да! Это моё самое отчаянное желание, моя самая необходимая мечта! И уже тогда в моей голове множество импульсов создавали невероятные картины, и разум мой продумывал всё до мелочей, и в каком-то безумии я быстро оделся для выхода на улицу, не дав ответа на вопрос, раздавшийся прямо за моей спиной: «Куда же Вы? Батюшки, обед остывает, обед…»
Обед… Всего остального я уже не слышал. Да и не до того мне было сейчас: я уже знал, что и как нужно делать для того, чтобы такая дерзкая, казалось бы, неосуществимая мечта сбылась. В то время я имел стыд верить в Господа, при этом не исполняя ни единой его заповеди. Теперь же я, будучи окрылённым идеей, должен был страстно приникнуть к кресту и, как учила меня моя покойная матушка, смиренно исполнять все церковные прихоти. Да-да, это был тот самый случай, когда в жизнь должны были вмешаться силы Высшие, с коими я отчаянно пытался установить связь на протяжении не одного месяца. И чего я только не делал…Трудно себе представить: я давал благотворительность, ходил в церковь, замаливая грехи свои, вёл здоровый образ жизни, полностью отказался от мясных обедов, принимал Марианну Панфиловну с улыбкой на лице, молился по утрам и вечерам, вставая на колени перед иконами, совершенно перестал пить спиртное и на время даже заигрывать с дамами, так что другие меня не узнавали. Изредка появляясь на балах, я замечал на себе чьи-то уважительные взгляды, чьи-то любопытные и, разумеется, чьи-то обозлённые. Не без этого. То ли завистью такие люди были полны, то ли просто казалось им, что я едва ли не священнослужитель, пришедший разбить все стаканы с вином, разогнать толпы и наказать вздувшихся генералов, которые здесь и не задумывались о воле Всевышнего. Однако на такие взгляды, среди коих были и вопрошающие, не мог я ответить понятно, ибо меня бы приняли за сумасшедшего, и тогда все мои планы были бы сорваны. Впрочем, а кем я был тогда, если не сумасшедшим?..
«Хотел бы я стать вечно молодым… Вечная молодость, вечная молодость, вечная молодость…», — изо дня в день повторял я перед ликами святых одни и те же слова. Чувствуя себя рабом, фанатиком и одновременно желая достичь невозможного, я стоял на коленях, стараясь направлять свои мысли в сторону небес. Но прошло уже полгода с того момента, как я начал действовать, и мне уже было до того сложно и досадно, что желал я было уже обратиться и к Дьяволу, коему нужна была только моя душа. Впрочем, продай я свою душу Дьяволу, в ряд кто-то сейчас читал бы эти записки, ибо тогда я был бы жив, к тому же вечно молод. Мне абсолютно не о чем было бы поведать вам, потому как я был бы вечно молодой, упрямый нахал, вызывающий бурю вопросов у обычных смертных… Ко мне приезжали бы, возможно, со всех концов Земли, спрашивая, как мне удаётся так удачно омолаживаться, что моих морщин не видно вовсе, а мне приходилось бы выкручиваться изо дня в день. Вот и скажите, кому из вас нужна такая жизнь?.. Но почему-то понял я о её бренности только тогда, когда было уже поздно что-либо менять.