В этот роковой день я затеял конную прогулку. Солнце неистово пекло, и деревья стояли немые, недвижные, сухие. Тропа вела меня по изумрудным краям, где обильно цвёл кустарник, скрывающий в себе вьющиеся стайки каких-то мелких насекомых. Воздух, жаркий и изнурённый, мелко дрожал впереди меня, искажая действительность. Вокруг было спокойно… слишком спокойно, как обыкновенно бывает перед сильной грозой.
Гроза действительно подошла, но только через час, когда я подъехал уже ближе к лесу, оставшись наедине с собой. Со стороны тёмного массива потянули тучи, и я свернул направо, направив коня вдоль скопов молодых ёлочек. Тропа превратилась в дорогу, и та потихоньку запылила от проснувшегося ветра. Сухие желтоватые заросли зашуршали и задвигались волнами, будто шерсть дикого зверя. Я решил ускориться, и конь пошёл рысью, далеко, прочь от расшевелившегося поля. Но ветер, будто назло, следовал за нами, и туч становилось всё больше. Они сгущались, как огромное чернильное пятно на синем атласе неба, и где-то далеко выстрелил гром. Я рассчитывал на то, что мы успеем добраться до дома, ибо конь мой был достаточно силён для того, чтобы преодолеть любую бурю. Но я ошибся.
Чуть далее забелели сразу три развилки, и я повернул на правую, понадеявшись на авось. Но рядом резко сорвался овраг, и от такой крутизны мне стало даже немного страшно. Я продолжал ехать, а тучи всё нагоняли. Звуки грома приближались, и овраг то и дело освещала яркая вспышка молнии. Ветер вновь усилился, и деревья начало клонить к земле. Они, сухие, мёртвые, стоящие на краю оврага, размахивали ветвями в какой-то неодолимой истерике, от чего конь мой начал вздрагивать. Я попытался успокоить его, но тот начал увеличивать поступь. Сильные порывы принесли косые полосы ливня… Казалось, выл не ветер, а земля, сотрясавшаяся от такого напора. Дорога виляла вверх и вниз, и только ближе к повороту, наконец, перестала. Однако проклял бы я трижды тот поворот…
Ели, сгибающие станы то в одну, то в другую сторону, исчезали за клубами поднявшейся пыли. Старую листву уносило вперёд, по нашей дороге. И в этом сумасбродстве, в этой уже поднявшейся буре, в землю со всей силы вдруг ударила молния, прямо перед моим конём, сопровождаемая диким громом. Мой конь встал на дыбы с неистовым кличем, а затем понёсся в неизвестном направлении. Его полностью охватила паника, и я не в силах был его контролировать. Сквозь пыль я почти ничего не видел. Не видел, как ретивый понёсся с самого краю оврага, не видел, как впереди начался колючий кустарник, не видел, как иглы и ветви били его по морде… Не видел, но очень явно почувствовал толчок – видимо, конь споткнулся о большой камень. Не увидев в своём бешеном приступе очередной поворот, зацепившись за что-то, бедняга не удержался на склоне, и мы полетели в овраг. Всё ещё сопротивляясь, он ржал, будто взывая о помощи, уже в полёте, который окончился для нас обоих самой ужасной гибелью…
Да, друзья мои. Я мёртв. Я — призрак, обречённый скитаться по земле, ибо после того, как я погиб, я попал на Суд Божий, и там за все грехи мои сослали меня на землю духом. Не такого, конечно, желал я себе, когда шёл на столь отвратительный подхалимаж ради собственной выгоды. Однако я обрёл вечную молодость. Да, я действительно обрёл её!.. Ибо в душе и разуме тех, кто знал меня, остался я навечно молодым.
Всё вышло не так, как я хотел… Я желал жить на Земле, находясь в вечной красоте и вечном здравии. Господь же закопал мою оболочку в землю, и теперь никто не увидит мою старость… Впрочем, неужели высшие силы подарили бы мне бессмертие просто так?..
И о чём я только думал тогда?.. Впрочем, уже поздно сетовать на судьбу.