Вот оно, наше вечное местообитание – всегда опрятный, изящный дворец. Вот, где мы проводили своё бестолковое время так часто, кучкуясь, будто голуби, и так же беззаботно воркуя… Ты не меняешься, о, вечная обитель празднества! А вот и главная зала, сияющая, будто зеркало, под ногами танцующих, над их же опустевшими головами, отражающаяся в их лёгких бокалах… И каких только причуд не увидишь здесь, в вечно смеющихся коридорах, задурманенных полупьяным говором отяжелённых мужчин и невесомых женщин! И как бы не было пасмурно и грустно снаружи, в обыденном мире, здесь всегда было весело, и пахло дорогими французскими духами, и веяло откуда-то заморскими напитками и яствами… И всё же за что-то любил я это место, и улыбался, и втягивался когда-то в шумную толпу, желающую лишь хлеба и зрелищ…
Танцуют, танцуют, танцуют… Но кто-то остановился, и ползалы остановилось тут же, невзирая на музыку. Вот они скучковались, будто слушая кого-то, а после заохали и заахали, как обыкновенно бывает после гибельного известия.
— Ах, этого не может быть! — воскликнула какая-то хрупкая дамочка.
— Да что вы говорите?
— Как это возможно?
— Он был так молод!
На доли секунд мне показалось, что залу охватило смятение, но как только чёрный фрак удалился восвояси, собравшаяся толпа резко притихла. Я понял, что они перешёптываются…
— Что думаете, Евгений Игнатьич?
— Кхм, — кашлянул многоуважаемый генерал, с которым я имел честь в своё время общаться на дружественных тонах. – Что ж, конные прогулки до добра не доводят… Мы это учтём. Хотя, дорогой Александр Иваныч, кое-кому подобная прогулка сослужила добрую службу…
Евгений Игнатьич тяжёлым шагом начал удаляться в дальний угол залы, но на мгновение остановился, взглянул на вопрошающего и добавил:
— Уж слишком надоедлив был.
Я содрогнулся. Да, не так давно я беседовал с ним, желая, наверное, стать ему другом, вечно пытаясь узнать, как его здоровье, да как у него идут дела, да как поживают его дочери… Ведь он казался мне тогда весьма интересным человеком, и я хотел было найти с ним общий язык, тем более, что он достаточно любезно отвечал мне, чего я не мог заметить у многих присутствующих в зале.
— Александр, дорогой, не беситесь так! Что же вы?.. Александр, прошу, успокойтесь!..
— Видно, я накликал беду, — сокрушался достаточно молодой господин в круглых очках. – Это ведь я сгоряча пожелал ему смерти, когда уже в третий раз увёл он танцевать мою даму… Не осуждайте, Клавдия, прошу, что я мог сделать? Ух-х, наглецом был…
— Так ведь нельзя о мёртвом-то!
— Ох, забыл!.. Прости Господи…
И тут-то мне стало действительно грустно. Я понял, что каждый здесь обсуждал меня, высказывая друг другу горькую правду обо мне. О чём-то я и сам не подозревал, а кто-то вгонял меня в краску… Пожалуй, всё происходящее поражало меня, но более всего то, что никто из этих возмущённых и расстроенных господ не осмелился ни высказать мне всё это в лицо, ни вызвать меня на дуэль.
А дамы?.. А что дамы… Буквально минут через пять бал продолжился с прежней весёлостию, и они кружились и смеялись, стараясь просто забыть то, что принёс им тот господин в чёрном фраке… Этим трещоткам нужно было только немного посплетничать в уголке, немного поахать, и всё – на этом их прискорбия окончены…
— Антуанетта, вы плачете?
— Плачу.
— Не стоит, дорогая, вы так настойчиво держитесь в стороне, что с вами? Постарайтесь забыть… В конце концов, кем он вам приходился?..
И мою прекрасную Антуанетту увлекли в круг танцев и баловства, но кружилась она уже без удовольствия, путая движения и не находя себе места…
О, как я был подавлен! Я не мог себе даже представить такого кошмара после собственной смерти… Представляете, что чувствовали бы другие, такие же, как я, узрев, что творит их нечестивое окружение!.. Но если дело коснётся и их потомков, на которых будет возложено великое множество надежд, будет ещё хуже.
Теперь оставалось ждать лишь одного – похорон, ибо моё тело не было расквашено о камни и пребывало в почти полной целости на дне оврага.