Мыс «Аве Мария»

Мыс «Аве Мария»
Я думал, что, увядая, розы скукоживаются или осыпают землю усталыми лепестками. Но в ногах у некоторых кустов валялись целые головки, словно осень невпопад взмахнула саблей.
Конец октября. Комплекс с квартирами, купленными для отдыха, готовится к зимней спячке. Часть семей проживает здесь целый год. Их окна грустно и уныло освещают стоящие на балконах цветы и пустые столики. Скоро колючие морские ветры сметут это пиршество, а обложные дожди смоют последние крохи тепла. Возникало ощущение, что у каждого такого очага на карнизе пригрелось одиночество. И однажды капля его свалилась мне за шею, и тогда я впервые ощутил ужас и пустоту.
Подходил конец моего затворничества. Приехав в разгар кипения цветов, шума и смеха, сейчас я наслаждался тишиной и падающими листьями. И вот вдруг накатило. Тоска со вкусом безнадёжности.
Каждое утро, гуляя по ухоженной аллее вдоль моря, я замечал на каменном выступе рыбака, по виду – лет за шестьдесят. В шляпе, тепло одетый, он порою выдёргивал одну из закинутых удочек и доставал мутные водоросли. И примерно в одно и то же время к нему, осторожно ступая по камням с термосом в руках, приближалась моложавая женщина. Они усаживались колени к коленям, и появлялись не картонные стаканчики, а голубые чашечки. Я невольно согревался у их огонька, и в ушах звучал Шуберт. Так и назвал это место: «Мыс Аве Мария».
Магазины поблизости уже закрылись, и приходилось раз в три дня отправляться в город за продуктами. Дорога проходила вдоль леса, и сосны, выдыхая аромат хвои, подбрасывали под ноги шишки и иголки. Час пути пролетал незаметно.
Однажды, возвращаясь, я увидел впереди эту пару. Он, высокого роста, шёл не спеша, аккуратно и основательно переставляя ноги. Из переполненного рюкзака выглядывал батон. Она, как легкокрылый цветок, порхала вокруг него, забегая то слева, то справа.
«Ей бы пуанты!» – подумалось мне.
Расстояние между нами сокращалось. Обогнать молча казалось не очень удобным.
– Добрый день, соседи!
– Добрый-добрый, – прозвучал милый женский голос. – А мы вас видели: гуляете с блокнотом. Вы, наверно, писатель?
– Поэт, – улыбнулся я.
– Меня зовут Галя, а это – мой Виктор, – она нежно погладила ладонью руку своего спутника. Спутник молчал.
Под весёлый монолог Галины потихоньку добрались до наших апартаментов.
Попрощались тепло.
Вечером, совершая всегдашний променад, я увидел Виктора, колдующего над рыбацкими снастями.
Перебираясь с валуна на валун, приблизился к нему. В пакете с водой били хвостами несколько приличных рыбёшек.
– Здравствуйте! Не помешаю вам? Можно присесть? – я умостился чуть в стороне и стал наблюдать за поплавками.
– Знатный у вас улов! А что вы с ним делаете? – мне стало неловко от такого глупого вопроса.
– Как что? Жарим, сушим, варим. Да и не всегда такое везение. Море сегодня спокойное, гостеприимное. Заходите, угощу таранькой. По особому рецепту.
Невдалеке протарахтела рыбацкая лодка. Волны проснулись, и брызги приправили солью мои губы.
– Виктор, вам повезло с супругой, – решил сделать я комплимент. – Такая жизнерадостная, светлая. И счастливая!
Насупленное лицо Виктора прояснилось, морщинки разгладились, а уголки губ скакнули вверх.
– Вы о Гале? Так мы и не женаты вовсе, но вместе уже пять лет. И я благодарен небесам за эти годы. Не думайте, что у неё слишком смешливый характер. Она здравомыслящий, серьёзный человек. Просто скрывает страх. Страх за то, что меня может не стать.
Он подёргал леску и вытащил очередную корягу. Освобождал крючок неторопливо, скрупулёзно изучая новую наживку. Повисла пауза. Я устроился удобнее, очень надеясь, что он продолжит рассказ.

Мыс «Аве Мария»: 1 комментарий

  1. «отец громко вздохнул и угас» — угасание подразумевает медленный процесс чего-то, а не единомоментное событие. Это раз. Потом, возникает сразу вопрос: что за болезнь такая поразила старика, что он лежал рядом в одной палате с сердечником (после инфаркта, так понимаю). Это реанимация. Первые сутки, как минимум. А обтирать салфетками тело можно только от пролежней у лежачего. Они образуются за долгое время. ))) И это не реанимация. Так что встретиться они могли в такой ситуации вряд ли.
    Ну и «сияние». Чистая романтика. Жажда романтики, так сказать, у автора.
    Вот как-то плоско всё. Умер — стала ходить к нему. Почему не к тёте Дусе из 2-й палаты, а к нему. ))) Раз уж такое великое рвение ухаживать/присматривать за кем-то.
    Начало странное. Ушли уже времена, когда поэты кроме поэзии ничего не делали. Извините, романтично, конечно, расхаживать и писать стихи. Но кормить кто будет? Розы, извините, что бы они росли и живописно их можно было бы описать, требуют удобрения и пересадки. ))) Так-то.
    Потому что надуманностью пахнет текст.
    Чёрт, как захотелось чаек кормить полдня… )))

Добавить комментарий

Войти с помощью: