Олег смотрел в угол. Ну никого же! Только почему – от этого угла с утробным шипением шарахнулась кошка? Неужели не видение? Если есть этот… в пальто, значит есть и Бог? Почему же Он молчит? За что? Ладно, грешил и редко каялся. За что это его жене?! Она ведь не бросит больного… Дурочка. Олег сумел сбросить тело с кровати и пополз по скользкому холодному ламинату к лестнице на первый этаж. К черной коробке со шприцами. К единственному выходу из этой ситуации. А вслед ему печально смотрели лики с икон у потухшей лампадки.

Уйти не удалось. Побег не удался. Его оставили «мотать срок, припаяв за рывок пожизненный трюм». Резко постаревшая жена, больница, врачи, какие-то родственники. Мелькали черными мотыльками дни суеты. Ничего нельзя было сделать. Слишком поздно. Его привезли домой и похмельные санитары уронили его на кровать у окна. Жена дала им две тысячные бумажки и ушла в соседнюю комнату. Плакать и молиться. Молиться и плакать. И просить её принести пустой шприц или пузырёк сердечных таблеток было бесполезно. Грех! А лежать и гадить под себя, зоновско-строительным матом проклиная небо, не грех?! Да пошли вы все! Дайте же мне уйти!

Шли дни. Пролежни, памперсы, слёзы. Пришла весна – можно было открыть окна. А то от тяжелого запаха шугалась кошка. В окно задувал весенний ветерок. Олег смотрел в экран ноутбука. Люди жаловались на дороговизну и плохие дороги. Они ругали правительство и, плача о своей нищете, планировали отпуска … Где нибудь у экватора. Олег, сглатывая слёзы, шептал: « Тупые скоты! Какие у вас проблемы? Вместо « Мальборо» стал курить « Петра»? Пойми – ты можешь ходить! У тебя видят глаза и есть руки. Что же еще тебе надо?!» Он отбросил в сторону ноутбук.

— Ну да. В чужих руках всегда х.. толще.
Олег повернул голову. На окне сидела синица. Она, склонив на бок голову, изучала лицо Олега. Олег уже не умел удивляться. Ну говорит синица и чё?! Почему б ей и не поговорить с полутрупом?

— Привет. Тебя как зовут?
— Синица. Просто Синица. Решила вот потрепаться. Наши полетели воробьям морды бить, а я не захотела. Убогое развлечение. Дай, думаю, с умным человеком о бренности бытия и бесконечности вселенной потрещу.
— У нас говорят: если в дом влетела птица, значит — скоро умрёшь. Только не говори, что это неправда!
— Не буду. Хотя брехня полная. Нет, Олег… Мы не души умерших предков. Мы просто птицы. Люди просто люди, птицы просто птицы. Всё просто. Этот мир не так прост, как вы люди думаете… Он ещё проще. Есть солнце и небо, есть земля и вода. Есть горы. А вся ваша цивилизация – просто песчаные домики, построенные малышами в уютной песочнице. Вы играете в игры, ссоритесь, плачете. А кто-то ждёт- пока вы повзрослеете. Только вы упорно не хотите взрослеть.
— Философ с перьями!
— И чё? Я зиму жила под окном университета. Наслушалась такого! Вот там философы… с перьями. А я просто Синица.

Синица прилетала каждый день. Они говорили обо всём. О небе и облаках, о том на что лучше клюет тарань. Синица разбиралась во всем. Она рассказывала анекдоты и первой хохотала, запрокинув назад голову. С ней было легко. Она не выдавливала из себя унылые слова поддержки, не плакала в уголке. Она называла вещи своими именами. Синица любила разговоры о футболе и рыбалке. Она не могла без мата говорить о «мясе» и часто начирикивала « Город над вольной Невой». Она не утешала и не соболезновала, она просто дружила. Только под вечер ей приходилось улетать. Возвращалась с работы жена. Слёзы… Эти женские слёзы, что прожигают остатки сердца стрелами боли. Кто может вынести их? Олег кричал ей: « Брось! Сдай меня в хоспис. Разведись!» Она плакала. Пытка не кончалась. Проклятый организм не желал слушать приказа мозга. Он жил. Стучало сердце. Ничего. Главное пережить ночь. Завтра прилетит Синица. Завтра. Будь проклято это завтра! Верните мне моё вчера…