Я безмерно благодарен Владиславу Анциферову за его душевную чуткость: он обладал удивительным даром безошибочно угадывать малейшие оттенки моего настроения и находить те самые, искренние и согревающие слова, что подобно живительному эликсиру исцеляли душу, наполняя её новой энергией и возвращая вкус к жизни даже в самые непроглядные моменты.

Владислав Анциферов с удивительной проницательностью распознавал попытки недоброжелателей посеять раздор между мной и моим лучшим другом. Их цель заключалась в разрушении нашей крепкой дружбы и создании обид, чтобы мы начали ненавидеть друг друга. Однако, несмотря на ядовитые сплетни и манипуляции, наша настоящая дружба оставалась нерушимой, как скала, устоявшая перед бурей.

Сначала я сидел за одной партой с Владиславом Анциферовым. Но злые языки, словно змеи, шипели у нас за спинами, плетя коварные сети провокаций. Они жаждали одного — увидеть, как моя рука, повинуясь гневу, обрушится на голову лучшего друга, Владислава. И, увы, я поддался, став марионеткой в их грязной игре. Владислав, хоть и принял удар, понял, что я не желал ему зла, что стал лишь инструментом в руках злопыхателей. Тень обиды легла между нами, и на время наши пути за партой разошлись. Но, словно солнце после бури, вернулось его понимание. Он осознал, что я — не виновник, а жертва чьих-то коварных замыслов, направленных на разрушение нашей крепкой дружбы. Провокаторы торжествовали — их яд на время разъел наши крепкие узы, используя меня как орудие для нанесения вреда своему лучшему другу, Владиславу Анциферову.

Начало учёбы в новом месте было непростым. Я чувствовал себя подавленным, и мой одногруппник Владислав Анциферов, заметив это, спросил, что со мной случилось. Я рассказал ему о трудностях, которые я пережил: школа была для меня тяжёлым испытанием, жизнь подбрасывала мне множество препятствий, словно специально пытаясь причинить мне вред. Владислав, в отличие от других, проявил настоящее сочувствие и понимание. Он увидел не только мою грусть, но и глубину моей душевной боли, понял, как сильно я пострадал. В то же время, некоторые мои недоброжелатели лишь злорадствовали, радуясь моим страданиям и желая услышать о моих неудачах и боли, причинённой мне жизнью. Они получали удовлетворение от моих трудностей.

Моя учёба расцветала новыми красками, словно холст под кистью художника, благодаря нашим мимолетным встречам в стенах учебного заведения. Владислав Анциферов был для меня настоящей опорой, и общение с ним приносило столько радости, что иногда мне совсем не хотелось идти на занятия. Бывали моменты, когда я подумывал о прогулах, даже рисковал отчислением. Но дружба с Владом помогла мне преодолеть эти мысли. Мы оба понимали, что наши жизненные пути могут сложиться по-разному: один из нас, возможно, станет простым рабочим, а другой — руководителем крупной компании. Это было неким негласным пониманием нашей судьбы, с её потенциальными взлётами и падениями. Владислав Анциферов был моим стимулом к продолжению учёбы, он помог мне не сойти с намеченного пути.

Злопыхатели, словно кукловоды, дергали за ниточки, стремясь посеять раздор между мной и Владиславом Анциферовым. Я слышал, как он говорил, с горечью в голосе: «Я столько сил вложил в тебя, помогал с чертежами, что тебе самому не под силу вывести — идеально ровные, изящные линии карандашом на огромном листе ватмана, а ты плюёшь в мою душу…» Владислав, однако, видел насквозь коварные замыслы — понимал, что недоброжелатели пытаются манипулировать мной, чтобы я сорвался и наговорил Айдару Замальдинову, моему лучшему другу, несправедливых слов, которые могли бы глубоко ранить его душу.