— Ладно, аналогии с Рогожиным делать не будем!

В глазах адвоката мелькнула надежда. «Теперь нам нужно убедить в этом присяжных.»

Илья откинулся на спинку стула. Он ничего не знал наверняка. Он любил Жанну, и это было все, что он знал. Он просто любил. И теперь это была его единственная защита. Защита от обвинений, от презрения, от самой вероятности того, что он, возможно, действительно чего-то не замечал, чего-то не понимал. Что, может быть, он и правда был слеп. Но слеп от любви, а не от коварства. И эту правду ему предстояло доказать.
Адвокат открыл дело, на первой странице лежало признание Ильи «Я убил человека».
— Фу! Достоевщина! – засмеялся адвокат и вздохнул.
А Илья про эту бумажку забыл. Ему ее не показывали. Суд знал, что Илья хотел быть писателем и написал первую строчку своего романа, подражая Достоевскому — «Я убил человека» — но Илья должен был вспомнить об этом сам.
(с) Юрий Тубольцев