Джелато фонденте — это шоколадное мороженное, в котором по уши извазюкалась девочка лет трёх, курчавая бамбина Фредерика.

Вокруг стола – все:

— прадед бамбини, синьор Давидо, в изящной маленькой соломенной шляпке с синей тульей в цвет свитера. Его крупная кисть в тугих сплетениях вен тяжело опирается на костяной набалдашник инкрустированной трости.

—  бабка бамбини, Филумена, дочь синьора Рафаелле, в гремящих на запястьях огромных разноцветных браслетах и больших модных солнцезащитных очках.

— отец бамбини, Джованни, с изящной козлиной бородкой, клетчатых шортах и подвядшим хаером.

— мать бамбини, Джулиа, жена Джованни, особа без примет, плоская, с торчащими наглыми столбиками сосков под облегающей лазоревой майкой.

Эти последние – персонажи второго плана.

Ещё Антонио: белая сорочка, чёрный фартук, чёрные замшевые туфли на босу ногу и узкие розовые панталоны – это официант. Он просто суетится , прислуживает и делает лицом всё, что должны делать вымуштрованные официанты дорогих баров в подобных случаях.

Над ними, в голубом небе, как на пикник на огромной поляне покрытой лютиками, начинают собираться их бесчисленные умершие родственники. Без счёта. Подходят, рассаживаются в принесённые с собой плетёные кресла, вынимают из сумок и корзин, на разложенные на поляне скатерти , снедь и столовые приборы. Все отчаянно артикулируют и бурно обсуждают происходящее внизу. Их собирается столько, что солнце просвечивает сквозь них, как сквозь небольшое облако и даже плохо виден шпиль ратушной колокольни. Наконец все расселись и замерли. Спектакль начался.

Синьор в шляпе с бархатной голубой тульей вставляет в щёки пальцы, крутит ладонями и как безумный вращает глазами, как жестяные силуэты Гарибальди и Витторио Эммануэле, люто ненавидевших друг друга при жизни,  на часах ратушной башни:  маленькая Фредерика опрокидывается от смеха.

— Бемц, бемц, бемц… – часы отбили двенадцать – через пять минут очаровательная карабинер Франческа прикрепит к моей арендной Ланче штрафной талон. Но это вряд ли: мы друзья.

Мать бамбини, Джулиа, как хирург при внутриполостной  операции, строга и собрана.

На столе перед бамбини, как вынутые из кюветы продезинфицированные хирургические инструменты, лежат: большая розовая соска-гусь; пушистый голубой медвежонок-сумочка; две бутылочки с сосками – одна с розовым, другая с голубым содержимым, ещё бутылочка воды и салфетки, которые только что принёс официант Антонио; две подарочные креманки от бармена Антонио – одна с лимонным, другая с ананасовым мороженным; серебряная ложечка с монограммой; чётки. (При чём тут чётки – непонятно.) Всё!

Отец бамбини Джованни, с вялым хаером, стоит за спиной бамбини постоянно достаёт из большой алой сумки через плечо и принимает со стола всё новые бесчисленные предметы. Рядом наизготовку стоит официант, почтительно пожирая глазами богиню за соседним столиком. Богиня совсем не против. На небе активно комментируют происходящее: смеются, артикулируют, едят, пьют.

Всё! Бамбини капризничает. Ей вытирают рот и складывают в огромную сумку ворох всего со стола. Спектакль окончен. На небе аплодируют и обмениваются впечатлениями. Компания доедает джелатто, все расходятся.

Остаётся один сеньор.

Облако над головой тает: похоже, расходятся и Эти.

Над ратушей остаётся один расплывчатый силуэт ,похожий то ли на надкушенную дольку арбуза…, то ли на сгорбленную старуху в кресле качалке. Облако качается: туда – сюда, туда… Кажется, даже слышен скрип деревянных полозьев по паркету…

Похоже, синьор тут будет сидеть до сиесты, ещё час. На столе лежит его трость, большой  серебряный портсигар и креманка с недоеденным фонденте.