Ты на маленькой станции Ай,
До тебя не доходит трамвай
И все время мои поезда
Не туда, не туда, не туда.
Поминаешь: «Да хоть бы подох ты
Там, на Ржевке, что около Охты.
И к чему тебе станция Ай?
Забывай, забывай, забывай».
Да, она ни к чему мне, родная
Я прекрасно и сам это знаю.
Но впивается в мозг, как игла,
Будто сделать счастливым могла.
И в спокойном течении Охты
Вдруг приливом накатится: ох ты,
как же станция эта звучит.
Жжет и айкается в ночи.
«Вонзилось в мозгУ» как-то царапает.
Согласен. Просто на свое глаз замылился — вот оно мимо глаза и проскальзывает. Застряло в мозгу, панимаишь. 🙂 . Щас исправлю.
«Да, она ни к чему мне, родная /Я прекрасно и сам это знаю.» — обращение с 2-х сторон выделяется запятыми. 🙂
Выглядит как отрывок из чего-то. 🙂
Да Вы гастролёр, Серёженька, оказывается. 🙂
«Артист больших и малых театров.»
этот стишок хорошо декламировать этой самой «родной» после очередной «гастроли». 🙂 А как цельное произведение, как-то мне не «прочиталось».
Вообще то я не ЛГ своих стихотворений, Еленушка. По умолчанию. И на Ржевке никогда не жил, к вашему сведению. 🙂 Но гастролировать однако пришлось. И даже по случаю гастролей порой подменять актеров на сцене в малоответственных ролях. Так с покойным ныне киноактером Виктором Степановым (он и я тогда работали в Сахалинском облдрамтеатре) мы разыгрывали дуэт придворных в сказке «Золушка» по синтетической. пьесе, слепленной из одноименных пьес Шварца и Габбе. И были солдатами в «Годы странствий»Арбузова
А с (тоже ныне покойным) киноактером Андреем Болтневым выходил на «Швейке во второй мировой войне» и даже пару раз на «Олеко Дундиче»(про последнее можете прочитать на моей страничке в прозе.ру в папке «Мой друг Вася» в рассказе «Тяжела ты, шапка театрала». Там Дундича играет ЛГ Вася. но в общем ситуация близка к реальной, хотя и гиперболизирована для литературности)» в Уссурийском театре КДВО. Понятно, что артистом я от всего этого не стал. Да и Степанову с Болтневым тогда ничто еще не обещало такую головокружительную карьеру. Но воспоминаниями горжусь. 🙂
А вот как-то раз взяли его на гастроли – монтировщиков недобор тогда был, а Васе и самому было интересно посмотреть – с чем же эти гастроли кушают. И был тогда в репертуаре нашего театра спектакль «Олеко Дундич». Это про известного героя гражданской войны прошлого века. Суть постановки в том, что два приятеля-серба остались в России и пошли воевать друг против друга: один за красных, другой за белых. Это, значит, наш человек, красный герой Дундич и его бывший друг, белый негодяй Ходжич. Пьеса увлекательная, полная всяких там потасовок, фехтования и прочих штучек, что всегда вызывают симпатию у зрителей. А тут, как на беду, у того артиста, что Дундича играл, случился приступ ревматизма. То есть, ему бы только свою роль отговорить, желательно, сидя. А уж о фехтовании и речи никакой нет. Но у него с Ходжичем в одном месте такая рубиловка поставлена – без нее хоть вообще спектакль снимай. Так, чего? Опять режиссер к Васе на поклон. Ты, мол, там, порубись за нашего Дундича, а уж мы тебя не забудем, когда премии станем раздавать. Фигуры у вас, мол, одинаковые, сцену мы затемним, грим сделаем – никто из зрителей подмены и не заметит.
Вроде как театральный каскадер из Васи получился. И действительно вполне натурально все выходило. Уж очень Вася шашкой махал самозабвенно Так что от сабель такие снопы искр во все стороны сыпались, что чрезмерное затемнение самой сцены во время боя всеми воспринималось как искуснейший сценический прием. А за боем по ходу спектакля следит с мостков–декорации какой то там революционный матрос. В бою, по задумке автора, Дундич тяжело ранит бывшего своего друга и соплеменника, взваливает его на плечо, а матрос говорит: «Ну, теперь самое время нести его в госпиталь». «Я так и сделаю» — отвечает Дундич и уходит со сцены со своей ношей.
И все в общем шло просто замечательно. Но раз в каком то поселке городского типа сцена оказалась очень маленькой – размахнуться саблями негде. Ну вот артисты скрестили свое оружие – и попросту застыли в таком положении. Вправо-влево махнешь – половина декораций к черту с катушек свалится. Назад Дундичу отскочить – обязательно мостки с матросом со сцены сшибет. А Ходжичу вообще деваться некуда – он к заднику намертво приперт. Вот же, застряли, что называется. И тут у Васи мужской инстинкт, понимаете, сработал. Он внезапно вскидывает коленку и того, другого, в самое нежное место этой своей коленкой — хлоп. На полном, значит, автоматизме. Тут же спохватился, конечно, подхватил его, травмированного, на руки. А матрос с мостков свою реплику как по нотам пускает. Мол, самое время теперь твоего друга в госпиталь нести.
Вроде, зритель ничего и понять не должен был бы – все очень естественно получилось. Но тут и матроса того и помощника режиссера и всех, кто за кулисами находился, возмутительный хохот одолел в ответ на Васину финальную реплику… Только Васе, да актеру, играющему Ходжича, было почему-то совсем не смешно. Словом, срочно закрыли занавес и продолжить смогли лишь минут через сорок. Впрочем, больше этот спектакль по плану на гастролях не шел, без артиста, игравшего Ходжича, можно было в других постановках обойтись и Васю тогда, конечно, увольнять не стали.
Уволили его позже, лишь через три дня.