Стихотворный размер несёт в себе смысловую нагрузку. Так, в русле учения известнейшего специалиста по русскому и европейскому стиху, Михаила Гаспарова две строки — строка Лермонтова, с одной стороны, и Пастернака с другой — сходны по значению. «Выхожу один я на дорогу» — написал Лермонтов, подразумевая и скалистые извивы своей судьбы, а не только горную тропу. И спустя примерно столетие Пастернак сказал: «Гул затих — я вышел на подмостки». Подобно пути ввысь у Лермонтова, подмостки у Пастернака, означают не только приспособление для актёров, но и трагическую сцену, на которой разворачиваются события судьбы поэта. Дорога — судьба-восхождение — вот что сближает Пастернака с Лермонтовым. Не надо договаривать, что пятистопный хорей, которым написаны обе великие строки, ведёт едва ли не к их окончательной унификации, пусть они исходно принадлежат различным авторам. Их смысловая общность подкрепляется метро-ритмическим путём. Считая ударные и безударные слоги, можно усомниться в том, что перед нами именно хорей. Однако в том, что у Лермонтова и Пастернака единый метро-ритмический рисунок, усомниться трудно. Вот это единство метра и смысла потенциально ведёт к тому, что русская (да и мировая!) поэзия представляет собой гипертекст, написанный в соавторстве множеством людей, чья индивидуальность теряется, становясь частью крупного целого. Так, к примеру, уже нет Пастернака и Лермонтова по отдельности, а есть единое представление о кремнистом пути поэта. Или о некоторых трагических подмостках, где разыгрывается всё та же неутешительная пьеса.
Учитывая так же то, что силлабо-тоника заунывно повторяема, как удары маятника или ход часов, становится понятен в современном мире запрос на верлибр. «Колокольчик однозвучный утомительно гремит» — писал Пушкин. Для иных сторонников верлибра утомительно гремит и силлабо-тоника в своём нынешнем виде.
Чтобы перестать утомительно греметь, русская поэзия должна высвободиться из прокрустова ложа силлабо-тоники, — коллективно убеждены сторонники верлибра. Впрочем, встречаются и другие аргументы в его пользу. «Задолбала силлабо-тоника» — порой говаривала Людмила Вязмитинова, — знакомый автору поэт. Причём вместо «задолбала» она использовала более крепкое слово.
Однако существует — пусть и не всегда выговаривается — не менее мощный аргумент в пользу силлабо-тоники. Дело в том, что слоговая структура русского слова и главное, присущая ему система ударений очень располагает к силлабо-тонике. И это поразительно! Силлабо-тоника — это исходно европейское снадобье, распространившиеся в России лишь в XVIII веке, в столетии европеизации, начатой Петром и продолженной Екатериной. Но фактически роль силлабо-тоники в России была двойственной. Слоговая и ударная структура русского слова (система ударных чередований) способствовала не только литературному импорту. Она позволяла обрусить европейский метр, в результате чего русская поэзия стала частью поэзии всемирной…
Вдобавок хочется заметить, что сторонники силлабо-тоники сегодня подсознательно опасаются отколоться от русской поэтической традиции. Они втайне желают стоять на одной полке с Пушкиным или хотя бы оставаться приблизительно рядом с ним, тогда как верлибр фактически требует с футуристическим радикализмом «сбросить Пушкина с парохода современности». Некоторые нынешние авторы к этому морально не готовы и настроены плыть на одном пароходе с Пушкиным (пусть и в разных каютах). Согласитесь, читатель, и у друзей силлабо-тоники имеется свой резон!