Ты не подошла ко мне с утра,
Ты не подошла ко мне в обед,
И не подошла ко мне вчера.
Может быть тебя и вовсе нет?

Может ты придумана как сон
Как химера, призрачная чушь.
Еле-еле сдерживаю стон.
Боже, как же утку я хочу.

Где же ты, родная медсестра?
Появись из розовой мечты.
Ты не подошла ко мне с утра.
Дай же утку хоть под вечер ты.

Суд критика был прост, как три рубля:
фу, бля.

На моем берегу мы вдвоем.
Ни души, никого — на твоем.
Может вырвусь я и добегу —
приземлюсь на твоем берегу.

И сожгу за собою мосты.
Через реку останешься ты.
Твой порыв как нарыв. Исцелюсь.
И к тебе больше не появлюсь.

С тобою лечь несложно — ты поверь.
Куда сложней потом с кровати встать,
и отыскать во тьме тугую дверь,
Но смена ждет, ее бодливу мать.

Бригада ждет и ждет меня страна.
И сердце бьется у меня внутри
А ты не жди. Ведь ты мне не жена,
а так. Лишь лечь и встать часа на три.

Хомо хомини — люпус эст.
И когда же им надоест?

Анонимо рассвирепело,
Хоть давно уже опупело,
Отупело, отголосило,
озверело в полную силу

Кто-то трубку поднимет: «пронто»,
Отзовется скорым экспромтом,
Ты ж листнешь неуклюже ПРОМТа,
И не въедешь: это о чем там

Анонимо уже не рьяно.
Отзывается пьяно-пьяно,
И само ведь, должно быть, пьяно
Здесь в Венеции без обмана.

Две двойных больших де ла граппа.
К граппе тут фраппЕ или фрАппе.
Если дело дойдет до храпа –
Искупают в соленой рапе.

Си синьоро, ла пирамидоне
Центо капсул в этом флаконе.
А во рту дефекато кони
И бездарность как на ладони.

О, мадонна.

Не тронь мой сон, о, бригадир.
Во сне я нынче не один.
А как проснусь — ну как назло,
передо мной твое мурло.

Я так мечтал об этом сне.
Ты не мешай сегодня мне.
И не кричи, что, мол, фигня —
пашите, братцы, без меня.

Страдать мне есть причина,-
скажу тебе в укор.
Ты вышла из пучины,
как дядька Черномор.

Болит на сердце рана.
Влюбился я зазря.
Ведь за тобой охрана —
сто три богатыря.

Признаться в своих чувствах
хотелось бы. Но нет.
Слова пропали впусте,
ушла ты в кабинет.

Бигуди и ночнушка до пят
Как вечор ты красива, родная.
Только что там за дверью — не знаю.
Отчего половицы скрипят?

Ба. Да там запоздалый грабитель.
причитает, тебя увидав:
«Извините, я только любитель.
Дилетант»…
И сердечный удар.

Ну а я подтверждаю без спора:
дом с тобой не поддастся врагу.
Ты защита моя и опора,
ты мои Сердюков и Шойгу.

Эх, уроню утюг нечаянно.
Фьюить — и нету утюга.
Ну что ты так вопишь отчаянно?
Ведь я не знал, что там нога.

На саксе лабух бацает попсу,
но куца авансцены полоса.
Итак, все саксофоны мне по псу.
Рояль тащи. Уж эта мне попса.

Гитары жалко воют за стеной.
Особо та, которая в басу.
Хоть ты, мой друг, с минуточку не ной,
оставь свою нелепую попсу.

Мне жаль тобой измученный баян,
да фортепьяно тоже не в дугу.
И грустно глянет Ёган Себастьян
и молвит тихо: я так не смогу

Как протяжны эти стансы
перепевов зимних станций.
Вялым стуком рельс на стыках
нарушая тишину.

Наконец одна из станций
говорит тебе: «останься»,
стуком стыков обрывая
рельса снежную струну

Пусть эль смакует Робин Гуд,
и вся его орда.
А для меня сей бренд не гут,
а кислая бурда.

Тебе упрек не нанесу,
с тобой печалюсь, брат.
Известно ведь, живя в лесу
синявке станешь рад.

Но не займет мои уста
унылый этот эль,
пока есть чешские сорта
и чешский буйный хмель