Стоит лишь только
чуть задремать —
призраков толпы,
вот твою мать.

Лезет из люка
сам невесом
призрачный злюка —
Глюка Бессон.

Вот же скотина.
Но не кричи.
Вон Тарантино
точит мечи.

Чу! Вот и в ванной
что-то горит
Это в нирване
Спилберг шустрит.

Прячусь от муки
я под кровать.
Вот же ведь суки —
им наплевать.

Тени кривые
сладостно ржут.
Главного Вия
вместе зовут.

Вылезет плавно
из тени веков
их самый главный —
сам Михалков.

Распорядился так Всевышний,
что счастье — ложь и слава — тлен.
Сегодня путь из лавровишни,
а завтра под ногами — хрен.

Не расслабляйся ни на йоту —
нас провидение само 
в коньяк сегодня бросит с лёту,
но завтра — в уксус иль в дерьмо.

Сам себе наливаю бокал.
Сам с собой затеваю беседу.
Завтра сам от себя я уеду.
За билетом иду на вокзал.

И кассиршу, всем сердцем скорбя,
расставания дрожь предвкушая
попрошу, хоть куда — и не знаю,
дать в купе мне билет — от себя.

От себя попрошу я билет
хоть куда. Только лучше подальше.
Чтобы больше не чувствовать фальши
в одиночестве прожитых лет.

И кассирша — родная душа —
просьбе в общем то не удивится.
Головою качнет, согласится,
и билет оторвет не спеша.

А в купе соберется народ:
две девчонки, студент и гитара.
И как будто совсем я не старый,
будто время все наоборот.

Но известно любому юнцу:
годы мчатся все мимо и мимо
Все кончается неумолимо.
И дорога подходит к концу.

Вот опять захолустный вокзал.
Чуть дыша затаюсь я в вагоне,
За окном — это я на перроне.
От себя я напрасно бежал.

Ну когда ж ты забудешься,
словно в призрачном сне?
Вдруг однажды заблудишься
и придешь не ко мне.

Коснулась водка губ моих,
согрела горло.
И начал сочиняться стих,
как звуки горна.

В стихи свои я шар земной
вмещу с разгону.
И вот эпоха предо мной
встает в колонну.

А следом космос вперехлест —
такая малость.
И вот поленница из звезд
в строфе уклалась.

Ее несу к твоим ногам,
Под покрывало.
Вот водки – извини — не дам:
Ее так мало

Поэт, которому пора в центр ринга

Он пишет так, будто рылся в ящиках под лестницей — нашёл пуговицу, гвоздь, кость, записку от сумасшедшего, и всё это сшил в стих.
Читать далее →

Мадам, дружить я не согласен.
Уж очень сей призыв опасен.
Коль дружба есть — любовь прощай,
беседы скучные да чай.

А за стеной сосед с молодкой
свое беспутство тешат с водкой.
Но мужу не докажешь вдруг,
что ты не вор, а просто друг,

что честь его не запятнал,
его супругу развлекая,
и что ничем помимо чая
ее стакан не наполнял.

А ну — достанет он ружье,
и будет гнаться очумелый.
Ахти! Хотя б еще за дело.
А тут и не поймешь — за чье.

В чужом пиру мое похмелье?
Нет. То не повод для веселья.

Тема: тишина внутри — или кошмар снаружи?

Тишина внутри. Холод снаружи.
Два поэта, две ночи, два одиночества.
Выбирай без жалости — чья боль ближе?

🥊 СТИХ 1 — Тимофей Сибиряков

В душе моей — такая тишь.
Лишь сердце, что пробито жизнью,
В груди встревоженной стучит,
Да память, прожитым томится.

А за окном — седая ночь,
И звёзды в небе, словно свечи,
Горят, не в силах мне помочь,
Унять тоску в преддверье встречи.

С кем встречи? С прошлым ли своим,
С надеждой призрачной, быть может?
Я одиночеством храним,
А тишина меня тревожит.

🌑 СТИХ 2 — Марина Булатова

В сердце — ночь, но на небе — луна,
Я бреду по пустой мостовой.
Мир вокруг словно соткан из сна,
Из кошмара, где я — не с тобой.

Ветер в спину — холодным ножом.
Я иду, только время не ждёт.
И как мантра — в безмолвьи ночном:
«Всё проходит, и это пройдёт.»

🔓 Чьё одиночество громче?
🥊 1 — внутренняя тишина, что глушит
🌔 2 — сон, в котором всё уже потеряно

Голосуй в комментах: 1 или 2.
Хочешь в баттл — кидай свой стих.
У нас тут всё по-настоящему.

Ну какие там книжки —
разве это всерьез.
С юной девой подмышкой,
с рюмкой водки взасос.

Вот и по барабану
то ли снег, то ли град.
Вот и новые страны
нас к себе не манят.

Что-там книжки-пустышки.
Мы с тобой заодно
эти глупые книжки
позабыли давно.

Пробираемся к свету-
как на ум поведет.
Дожидаемся лета…
а оно не придет.

А оно недоступно
в круговерти забот.
И тоска неотступна,
и зима не уйдет.

И немного осталось —
грань бесспорно видна —
только самая малость:
на два пальца
от дна.

Удел у сильного — вещать,
удел у слабых — верещать.
Удел поэтов — песни петь.
А вечности — всех их терпеть

С начала ты думаешь, будто тебя раздражают люди — и только потом понимаешь, что их количество.

Если ты обладаешь Божественным уровнем власти и полномочий, ты не можешь выйти к людям и сказать что ошибся, поскольку всего лишь человек.

Вечер льёт акварель сквозь распахнутость окон.
Время — пыль на часах, что замолкли давно.
В тишине вечность всеми забытого бога
прячет истины терпкой хмельное вино.

Звёзд сиянье лакает бездонное небо.
И, склонившись над жизни пустым полотном,
что-то ищет — упорно, упрямо, нелепо —
так и не сбывшееся
«потом».