Утихнут вчерашние битвы ,
Отмашку дадут войска’м…
Но звук поминальной молитвы,
Набатом стучит по вискам.

О тех , кто остались на поле ,
Кто к Б-гу ушёл молодым ,
Кто знал — невозможно без воли,
И взмыл к небесам голубым.

Расставит кресты, словно вехи,
Злой рок на проклятье времён,
Стрелою пробиты доспехи ,
И сломаны древки знамён…

Земля захлебнулась от боли,
Затихла, проснуться боясь…
И тёмное небо, в чернь смоли,
Рыдало, дождями молясь .

Утихнут вчерашние битвы ,
Отмашку дадут войска’м…
Но звук поминальной молитвы,
Набатом стучит по вискам.

Ах эти вечерние встречи,
На кухне, за круглым столом,
Стаканы, оплывшие свечи,
И восемь бутылок с вином.

Беседа плывёт неустанно,
Темнеет за узким окном,
Осталось, как это ни странно,
На всех семь бутылок с вином.

В кастрюле спагетти по-флотски,
Как чудо-еда : два в одном,
Никто не напился по-скотски…
В остатке шесть склянок с вином.

Вот в дело пошли бутерброды,
Сыр «Дружба» на хлебе ржано’м,
Граница заката с восходом —
Всего пять бутылок с вином.

На стульях ,скользя, неуютных,
Вступают в конфликты со сном,
В момент посиделок на кухне,
Четыре бутылки с вином.

Немного заплывшие лица,
Уменьем берём — не числом,
Приблизят всполохи зарницы,
Всего три бутылки с вином.

Тосты’ всё коро’че , мудрее,
А,скрип половиц, словно гром,
И выигрыш, как в лотерее :
Две крайних бутылки с вином.

Восход новый день обозначил,
Взмахнув золотистым вихром,
И, финишной лентой назначил
Бутылку. Бутылку с вином.

Ах эти вечерние встречи,
Хмельной, до зари, марафон,
Текущие елеем речи,
И восемь бутылок с вином.

Ты не печалься, сердце моё,
Выбрось на ветер горькие мысли,
Думай о том, что светлые выси,
Лишь для тебя, сердце моё…

Я талисманом буду твоим
Можешь носить меня ежечасно
Пусть он подарит вечное счастье,
Лишь для тебя, сердце моё..

И, для тебя я, сердце моё,
Всё, что захочешь с неба достану.
Нет, я любить тебя не устану
Лишь для тебя сердце моё —
Бьётся!

Вербы веточку возьму
и поставлю в вазу, —
вечер, что был сер и хмур,
станет добрым сразу!

Монастырь — обитель Б-га
И пристанище святых,
Стены белые убого
Блекнут в ликах золотых.

Не за деньги вход во вра’та…
Не за рубль иль пятак
Это к Б-гу путь возврата
Для блаженных и бродяг.

Опоясали вери’ги
Для смирения плоти’,
На поклон идут постри’ги
По тернистому пути.

С верой в грехоотпущенье
Вхлёст, неистово крестясь,
Словно не было прощенья
В этих стенах отродясь.

Слово в Веру обращает –
Режет душу сталью бритв.
Грех раскаяньем счищает
Епитимья в сто молитв.

Влага сочится сквозь низкие тучи.
Сырости серость расхлябила город,
вечно стремящийся
где-то там, что-то там, —
лишь бы успеть.

Ты словно дождик – угрюмо-колючий.
Кажется, осени мелкая морось
всех превращает из
яркого золота
в ржавую медь.

Женская сила и счастье – в косичках, —
дёрнет разок – и пропал мальчуган.
Где ты, веснушчатый, неромантичный,
гордый, — последний из могикан?

Ты растворился в полуденном зное
замершей рощи, прощаться не став.
Годы промчались, а прошлое стонет, —
как же ты был непростительно прав…

Позови меня и я приду,
Принесу с собой тебе удачу.
Беды и болезни отведу,
Посмеюсь с тобою и поплачу

Приготовлю ужин на двоих
Мы зажжем серебряные свечи
Ты увидишь блеск в глазах моих
В наш заветный тихий синий вечер.

Не кори меня не упрекай,
Что дорога долгой оказалась,
Для тебя покинула я рай
И в аду с тобою оказалась!

Всё снова набекрень:
снег сыплет с неба кучно,
мне до зевоты скучно, —
хотя сейчас апрель.
Казалось бы — весна!
Ешь солнце словно пиццу,
срывай улыбки с лиц, но…
снег сыплет. Вот те на!

А у нас садится снег,
А у нас проталинки,
Дед цигарку третий век
Тянет на завалинке.

И я жду тебя на днях,
Светлая головушка.
Станешь таять ты в руках,
А я пить до донышка.