Холодная была вода –
и горло заболело.
А пил бы водку – вот тогда
оно бы уцелело.

Ты глянь на воду в микроскоп:
какой там нет хворобы.
А водка глушит прямо в лоб
все вредные микробы.

На дне хрустального бокала
Читаю в винной мути записи:
«Пил лужу – показалось мало,
Пил море – не хватило закуси»

Окна – монахи.
Жизнью живут особенной.
Шторы на них. Тяжелы их взмахи,
– это ризы, подбитые соболем.

Капли дождя на стекле праздном
Очень похожи на капли водки.
Смотрите, какой этот мальчик проказник –
не признаёт филиокве!
30.04.2025 г.

Мужик, ты в сердце ранен?
Так незачем орать.
Вот как дойдешь до грани –
научишься стирать.

И мыть полы и штопать
дырявые носки
и в интернетных топах
раскладывать стихи.

Я ветром пишу на песке сожалений,
Слова — невесомости призрачный дым.
И время — безмолвный смирившийся пленник
у вечности — тихо стирает следы

незримого прошлого. В небе безбрежном
спокойного солнца всевидящий глаз.
Мы — странники, ищущие надежду,
забывшие: всё находится в нас.

На дуэль собрался, но
Угодил ногой в говно.
И признать свою победу
Тут же требует оно.

Растерялся и судья:
«Как тут быть, не знаю я.
Ведь говно не дуэлянт, а
Это лишь субстанция».

Но говно пищит: «Ага!
Победило я врага.
Поглядите, у героя
В чем бойцовая нога»

И при этом так смердит,
что любого убедит:
Вонью даже великана
Непременно победит.

Нет, я к полам отнюдь не равнодушен.
Ведь это дело надо понимать.
Бывает, что подводит и на суше
непрочная и хлипкая кровать.

И коли не обрушится под нами,
всерьез нарушив кайф тебе и мне,
По скрипу все равно соседи знают
то, о чем завтра наскрипят жене.

О как заразы этой скрип порочен.
И сдерживаюсь я, как идиот.
Надежней пол. Он молчалив и прочен.
Он нас не выдаст и не подведет.

На одуванах, вроде,
пчелы, как в огороде.
Только вот есть вопросы:
может быть это осы?

Без опаски даже шагу
в двор я сделать не могу..
Кто-то комкает бумагу
и бросает на снегу.

А бумажками прикрыты
нехорошие следы.
Там где кучки в снег зарыты,
что наступишь – жди беды.

Как по минному по полю
пробираюсь по двору.
Был бы я хоть снайпер, что ли,
у крыльца б засел. К утру

отловил того б анчуту,
что крадучись, словно вор,
с туалетом перепутав,
нам загадил целый двор.

Нет, я этого бы гада
не разил бы наповал.
Соли бы двойным зарядом
жопу отполировал.

Спозаранку напьюсь гомыры
Жадно, словно не пил сто лет,
И появится в этом мире
Апокалипсиса конь блед.

Все условности лучше к черту,
И понятия — ни в дугу
Я, возможно, еще не мертвый,
Потому что бухать могу.

Хорошо. На столе гомыра.
Ничему не смутить меня.
Только носятся по квартире
друг за дружкою два коня:

Белый с черным. Видать, прекрасно
Им в квартире моей дышать.
Но вчера мне белое с красным
Все ж не надо было мешать

Проснулся я в прекрасном мире,
где все заботы — пустяки.
Хотишь — играй себе на лире,
хотишь — кропай свои стишки.

Нет ни бандитов ни налогов,
зато полно жратвы любой,
да и зеркал везде так много —
любуйся хоть весь день собой.

Нет ни газеты, ни анкеты.
И не идет нигде война.
Но присмотрелся: что же это? —
ведь там, представьте. туалетов,
сортиров то есть — ни хрена.

Лжец великолепный выдумшик, но совершенно бездарный рассказчик.

Меня не взять на абордаж,
не поняла, дурында?
И не входи привычно в раж,
не то получишь в рынду.

Поди вон парус постирай.
И больше мне ни слова.
И якоря поубирай.
А то получишь снова.

Ты стоишь на берегу:
брызги из стакана.
Выпью, ежель добегу —
стану истуканом.

Рот открою истово:
ну, еще налей-ка.
Получилась из того
дева водолейка.

Замер в вечности фонтан,
только мне веселье
Вечно бодр и вечно пьян —
даже без похмелья

Угости меня ядреной капусткою,
самогончику плесни кружку полную
Чтобы стало настроение хрусткое:
как по первому ледку, да до полыньи.

Ну, хлебнем скорей. Даст Бог — не в последочки.
И пусть тут же снова кружки наполнятся.
Полголовки чеснока на заедочки —
поцелуи нам надолго запомнятся.

И вызванивать такси вовсе незачем
от тебя на лифте мне восемь этажей.
Разве я перед тобою хил и немощен?
Ну полней на посошок наливай уже.