Искренность есть то унижение которое мы больше всего ценим.

Жизнь сначала дает взаймы,
а потом лбом о землю — хрясь!
Соль моей грядущей зимы
упадет в осеннюю грязь.

Сон моих ушедших надежд
растечется в чужих речах.
И толпа записных невежд
ждет сенсаций с часа на час.

Может лучше мне онеметь.
Затаиться снежком в сугроб.
Исчезаю в своей зиме
средь еще не примятых троп.

Ухожу в свое далеко
не ревнуя и не скорбя.
Там наверно будет легко,
потому что там нет тебя.

Приснилось: вдруг дверь отворяется в лето
Мы там в этом лете лежим как котлеты
на рашпере пляжа под солнечным грилем.
Ощерили чайки ехидные рыла.

Иль в окна глядели — а может случайно,
мою разгадали унылую тайну.
Ведь если не будет ни лета, ни пляжа,
с тобой ни за что ближе метра не ляжу.

Весна моя сорвалась с поводка
и сразу стала жизнь тобой полна,
несет меня как буйная река
взбесившаяся от любви весна

Слово «поцелуй», как слово «мед»,
Сколь ни говори — не подсластит.
А скорей совсем наоборот.
Ничего, родная, не грусти.

Я вернусь. Под звук хрустальных струй
солнца к нам опустится тепло.
Мы не скажем слова поцелуй,
лучше поцелуемся без слов.

А пока закрой-ка словари.
Вышло ждать — так знать тому и быть.
Только слово «мед» не говори,
чтобы вдруг оскому не набить.

Бывает в жизни:
завяжет, скрутит,
Так что и небо
В зрачках желтеет.
Подкатит к горлу –
Сегодня люто,
Ну а назавтра –
Еще лютее.

Но всё прощаем
Мы жизни грешной.
За те рассветы
Что в рощах тайных,
За те озера,
Что так безбрежны.
За те улыбки,
Что так случайны.

Бьем мимо цели,
А цель так близко.
Теряем милых,
Друзей теряем.
Но мы прощаем
И путь тернистый
И боль и ярость –
За то прощаем,

Что часто слово
Бывает нежным.
Что часто утро
Бывает ранним.
За то, что будет,
За то, что прежде,
За то, что время
Затянет раны.

И будет сердце
Стучать о сердце.
И в тихом вальсе
Сольются души.
И стуку сердца
Сполна доверься
И не ругай мир,
А только
слушай

Отдать концы еще нам не с руки.
Скрипят борта, но ход еще не слабый
Концы у нас надежны и крепки.
Ну что, берем шампусик и по бабам?

Гляжу – давно заплесневел ты, брат.
И мне давай чернуху не лепи тут.
Век 21-й. Что тебе квадрат,
да будь он трижды параллелепипед.

Не для того мы строили АЭС,
коллайдер захимичили адронный,
чтоб ты в прогресс цинично так залез
своим полупочтенным афедроном.

Мы бдили, бдим и дальше будем бдуть,
чтоб пятилетки делать раньше срока.
И не квадрат нам освещает путь,
а черных дыр прекрасное далёко.

Июльскими закатами
едва забрезжит тьма,
любила принца датого
под вечер принимать.

Принцесса на горошине,
ко мне ты не строга
на сене свежескошенном,
в сиреневых стогах.

Ну ж, белоснежка милая,
прижмись ко мне скорей.
Скрипят под нами с силою
осока и пырей.

А после по рюмашечке
для бодрости души.
занюхаем ромашечкой
и снова согрешим.

Из-под одеяла снова
тихо вылезла рука.
Пола не понять какого
и с какого потолка.

И крадется тихой сапой
прямо к сердцу моему.
то ль рука.
а может лапа.
я спросонок не пойму.

(басня с моралью)

Бранился раз кусок говна:
“Ты — дутая величина.

Я знаю: тысячи людей
к тебе приходят каждый день

Но навоняю здесь: и вот
уж ни один не подойдет.”

А памятник молчал в ответ.
Как будто здесь говна и нет.

И в самом деле: ну о чем
ему беседовать с дерьмом?

Один печальный случай
Вам расскажу, ребята.
Напомню вам сегодня
историю одну.
Осталась королева
Без короля когда-то.
Ведь ейный благоверный
Упёрся на войну

Скучала королева —
о времена, о нравы.
Пошла бы, от безделья
вспахала огород.
Хоть, если разобраться —
она имела право.
Ведь разве не от скуки
избрал ее народ.

Но, стало быть, однажды
приехал к ней посланец.
Какую-то писульку
привез из дальних стран.
Он был, сказать по правде,
пьянчуга и засранец.
Но даме было скучно
и так возник роман.

Она боролась гордо.
Она питалась бромом,
она кусала локти
в безумные часы.
Но тот паршивец скверный
все подливал ей рома,
и в гордости презренной
поглаживал усы.

Что ж, замок свой заветный
вдруг королева сдала.
На милость басурмана
нагой пред ним легла.
А грех свершился, нет ли –
но дальше жди скандала.
Готовь, поэт, бумагу –
такие вот дела.

Все предстало вам не так,
зря пришли вы в зал.
Не играл я Гамлета —
он меня играл.

Не узнали — где ли я
был в спектакле том?
А меня Офелия
ждала за углом.

И плевать на зрителя,
мы сбежали вниз.
В кучу упоительно.
сложенных кулис

В мир людей отбросив ложь,
и одежды сняв…
Ну а Гамлету пришлось
вновь играть меня.

Внемли гласу раскаявшихся,
и прости.
На три буквы отпускающих
выпусти.

Прости и отпусти неразумное чадо
и больше тюрьмы не надо.

«Пошел ты на…» —
и упала стена.

Могу парить орлом,
могу всю ночь за столом.
глотать совсем не боржом.

А днем улыбаться девицам
без риска влюбиться.

Молю тебя — не бери эти буквы назад.
Не тяни меня снова в ад.

Повтори мне напевно: «пошел ты на…».
Семейной жизни хана.

Ну что же?
Я пошел, побежал, полетел.
О , Боже!
Как же давно я хотел

от тебя услышать «пошел ты на»

Ах!

Весна!

Помогать кому либо стать лучше, самая сложная работа — делать из обезьяны человека, это труд Бога.