Запись третья. Прежде чем проговорить ещё на пару шагов вглубь темы, отвечу на некоторые моменты обсуждения.
1. Действительно, запись предыдущая содержит вещи самоочевидные, о чём я предупредил в начале и заключил в конце записи. Проговорить их следовало исключительно затем, чтобы а) настроить аксиомы от которых далее плясать; б) пытаясь рассуждать от очевидного вслух дойти через обсуждение и далее до существа того, о чём и придётся читать. Кстати, и в этой записи ничего нового и интересного нет. Читать рекомендовано только тем, кто готов вместе со мной попытаться сделать из очевидных предпосылок неочевидные выводы в дальнейшем, если, конечно, получится.
2. Зачем читать, тем более в библиотеке? Данная лекция будет только началом большой презентации выпущенного нами альманаха. Вернее, второго и третьего его издания. Поэтому и библиотека, и лекция, и поэтические чтения авторов альманаха. Проведу презентацию, в подготовке которой и застали вы меня здесь. Много лишнего вслух, чтобы осталось по факту минут на двадцать.
3. Отдельное спасибо Сергею за длинный и интересный диалог. Благодаря его включенности в процесс смог сформулировать для себя вчерашнюю мысль короче, в один пример. Поэтому, прежде, чем на еще одну банальнейшую тему — немного переформулирую коротко, что же есть такое Миф о Великом Критике. Представим, что есть десять авторов условного века, которым нужно раздать места и регалии. Одного назначить главным, а двух отбросить совсем. В первый момент времени места распределяются по модности и популярности, допустим. Во второй момент происходит перетасовка, например, по принципу самой красивой биографии; потом по историческому значению снова всех местами меняют; потом по принципу соответствия какой-нибудь новой идеологии; затем по принципу несоответствия этой, уже минувшей, идеологии; потом по историческому значению, например. А миф-то весь в том, что когда-нибудь наступят такие времена, что все будут оценены в этой десятке только и исключительно по литературным достоинствам. Не будет такого никогда. Банально? — естественно. Но проговорить, прежде чем, нужно было.
Итак, нет у нас того обоснования, что время всё по местам расставит. Что происходит тогда? Всякий включённый в современный литературный процесс это знает: начинается парад логик обоснования. То есть, приводятся те или иные принципы деления поэзии на великую, большую, второразрядную и графоманию. Приведу только некоторые, самые смешные и глупые примеры логики обоснования.
1. Михаил Казиник снова и снова доказывает, что гениальные стихи — только те, в которых главное слово находится в зоне золотого сечения в строфе. Под это подверстывается неоплатонические-мистические выводы о синхронизации и гармонизации музыки сфер и космических ритмов с искусством. Если главное слово (смысловое ударение) не в зоне золотого сечения — шлак и графомания. К этому же типу можно отнести любые оккультно-мистические теории большой поэзии.
2. Дмитрий Воденников считает, что гениальные стихи всегда читаются без запинки. Не путать с ритмической гладкостью. В его понимании, это такое ощущение, будто не стихи читаешь,но вкушаешь виноград. Более внятного объяснения не услышал. Сюда же отнесём любые теории, которые только на том и строятся, что очень красиво и поэтично-вкусно звучат. Кстати, а вы видели, как течёт река?
3. Сола Монова рассказывала мне перед своим концертом о «жизни человеческого духа», о точности попадания в образ. Образования у неё аж два режиссёрских, любит она кино Леры Гай Германики. Точность попадания — тоже частый принцип. Хороший, конечно, особенно для обоснования современной поэзии: куда уж Сола точнее любого Блока — не писал же он про Инстаграм. Хороший, но… Об этом позже.
4. Веллер со своим «перпендикуляром», для которого критерием хорошей литературы становятся а) чистота и простота стиля; б) создание в произведении мощного героя, титана; в) читаемость «народом», а не снобами высоколобыми. Собственно, к этому же типу отнесём любые теории, в которых логика обоснования — какая категория граждан читает. Например, наоборот, «читают эстеты», или «понятно пролетарию», «вдохновляет революционера».
5. Что там ещё осталось? Ах, да! Десятки статей, разбросанных в сети, где доказывают, что хорошие стихи — это без глагольных рифм, с мелодичностью силлабо-тонической. Ревнители версификации. Особенно такими эссе грешат на стихи.ру.
Ничего не забыл? По какой ещё логике делят на хорошо/плохо? «Нравится моей маме» — мнение любого авторитета от Ленина до Бродского.
Короче, перечислять можно до бесконечности: вон, у Быкова, что ни лекция — какие-то новые критерии. И это понятно: нужны обоснования. Нужно понимать, почему и как. Или не нужно, но хочется очень. Только так уж получается, что какую логику ни применить, не складывается пазл: одни великие соответствуют критериям, другие нет. Одни графоманы — да, другие — нет. Модель не даёт результатов, соответствующих реальному литературному процессу.
Давайте зададимся простым вопросом: кто фигура значительнее Сталин или Троцкий? Если взять общее течение истории, геополитику, военную историю, историю государства, ответ очевиден — Иосиф Сталин. Пройдёт ещё немного времени и Троцкого будут знать только специалисты-историки, копающиеся во всех этих внутренних играх партии. А для учебника останутся Ленин, Сталин, Ельцин. Но вот, если мы возьмём не общую историю, но историю развития марксистского учения, то Троцкий и троцкизм будут поважнее, вне зависимости от того, насколько его идеи были хороши или логичны.
Так, кто есть поэт, фигура общей истории, или фигура узкой истории развития литературы и языка? Очевидно, что второе.
Что это даёт конкретному читателю? Ровно ничего. Поэтому по-прежнему будут появляться одинаково странные и плохо применимые теории деления на хороших и плохих, умелых и так себе, глубоких и не очень. Чем бы поэт ни тешился…
