Я не поэт. И этим я горжусь.
Не оскверню собой святую Русь.
И тем горжусь, что книг не издаю.
И тем еще, что пошлость не пою.

Я не поэт — какое счастье, брат,
когда сиюминутно жизни рад.
Когда над дивной яблоней в цвету
не надо хныкать с рифмами во рту.

Когда любимой женщине своей
не станешь петь ты сладостных речей.
А просто поцелуешь от души.
Ведь для нее не рифмы хороши.

Она и я — два чуда из чудес.
В нас солнце, звезды, облака и лес,
гуденье пчел, журчание ручья…
Я не поэт — и этим счастлив я

Я хочу. Так хочу, не могу.
Так хочу — нет терпенья уже.
Вот за угол сейчас забегу,
где горят пара букв «эМ»и «Же»

Но судьбу не подаришь врагу.
Или плачу я, ил хохочу.
Не успел. НЕ достиг. Не могу.
Всё!!!
Уже ничего не хочу.

То не сполох над степью
не над лесом гроза.
Лето прется по стенке,
перегаром разя

Вот рассыпалось хлябью,
за амбаром присев.
Ведь оно нынче бабье,
и шальное совсем.

Оттого и молодки
для залетки-дружка
и теплы и солодки,
но угарны слегка.

После угомонятся,
но до спальной поры
голосят, суетятся,
что твои комары.

Настроение жабье.
Хоть и в девках жнивье.
Без тебя лето бабье,
да уже не мое.

Угас
Угарный
Ритм стиха.
Осел
Осипший хриплый голос.
И выпадал последний волос
От мимолетного греха.

А ночь длиннее, дни короче,
Беззубый рот вовсю хохочет.
Маразматические сны
Кругом веселия полны.

Остыл.
Остаток прежних сил
Так мал, что нечего оставить.
Лишь разве в лужицу растаять –
Как только дождь заморосит.

А по ночам приходит бодрость.
Был человеком – станешь богом.
И ухмыляющийся рот

Хоть кануло былое время
безрадостно.
Но смотрит поросенок в хрене
так сладостно.
И раков у бутылки пива
немеряно.
И жили мы тогда счастливо —
проверено.

Сила Бога, в молчании — за шесть дней сотворения мира он сказал меньше, чем люди говорят за одну минуту.

Хотел набрать брильянтов горсть, но с ними нынче туго.
Хотел оформить мерседес, но не хватило средств.
И вот ломаю голову — что подарить подруге.
Ведь без подарков — ясно — друг ей быстро надоест.

Ах милая, ведь выход есть, (чего в раздумьях маяться).
Нашел подарок — эксклюзив, лишь для тебя одной.
Ах, подарю тебе, душа, я солнечного зайца.
А хочешь — даже сразу двух. Ты только будь со мной.

Не разбавляйте спирт водой.
Ведь в этой капле мириады
Существ,
надежды и отрады,
и вы – тотальною бедой.

Поставьте каплю под стекло
Глядите:
В этой самой капле
Свои Эйштейны и Ди Капри,
Лишь с вами им не повело.

Был вечности в ней океан,
От ваших рук она пропала
И нет уже…а вам все мало
И держите пустой стакан.

И миллиарды инфузорий
Встречать уже не будут зори.
И миллионы спирохетов
К любимым не спешат с ответом.

Мир умер. Он уже не спит
Не добавляйте воду в спирт.

Ты там для кого-то
дикарка
в полстах сантиметрах по карте.
Представьте.
Вчера ко мне прилетал Пьяный Голубь.
Мой друг, Пьяный Голубь,
живущий
под крышей соседней.
А в церкви на Шаморе нынче звонили к обедне:
прошедшие беды.
И вновь наболевшие беды.
И рядом с тобой сотрясутся от факта,
что ты
для кого-то дикарка.
Скажите, прохожий,
у вас не бывало инфаркта?
Мой друг, Пьяный Голубь,
вы что-то хотите промолвить?
Ответит задумчив,
испорчено радио словно:
— Простите, но как в интеллекте могучем найти первобытность?
Зачем же обычное нам называть необычно?
Скажите, прохожий, а вы никого не любили?
А вас?
Никогда?
Не?
Любили?
Мой друг, Пьяный Голубь, останьтесь сегодня
с ночевкой.
За нудность
пошлет меня к черту.
и ринется к солнцу.
Скажите, прохожий,
а вы не страдали
бессонницей?

Вечер.
Ветер.
Верба
В цвете.
Ты
Далече.
Ветер.
Вечер.

Из-под маленькой ладошки,
от карандаша,
тихо шел лохматый дождик,
лапками шурша.

Выплывал дымок кудрявый
прямо из окна
и стояли дружно рядом
солнце и луна.

Змей Горынович салюты
запускал для нас.
Бабка-злюка-закалюка
ела ананас.

запивала лимонадом,
нам давала пить.
Ей совсем немного надо,
чтобы доброй быть.

Тьма в окошко прошмыгнула,,
стала звать ко сну.
Мой волшебник слез со стула,
и в постель нырнул.

Под подушкой лист,примятый
в безмятежном сне —
мир разумный и понятный
и ему и мне.

У кого есть ЗАЗ, тому нужен ВАЗ.
У кого есть ЗАЗ – не мешало б ГАЗ.
А кому, скажи, нужен твой Пегас?
Что это за транспорт такой, Пегас?

Как в гараж ты его станешь запирать?
Ремонтировать чем – захворает чуть?
Он, небось, и сена не станет жрать –
Подавй ему бланманже с чем-нибудь.

У машины есть гарантийный срок.
Можно и обменять, коль заметишь брак.
А Пегас твой вдруг заболел и сдох.
Вот и майся с ним, если ты дурак.

А к тому каждый демь помети-ка хлев.
Ну, конюшню, што ль – покидай-ка на воз.
Жрет то он, подлец, сплошь одни суфле,
А греби за им все одно — навоз

Разве крылья сорвать – может выйдет конь.
Рысаки, говорят, здорово в цене.
Хорошо, коль так. А не выйдет коль?
Шибко риск большой – Жигули верней.

По мне лучше ГАЗ. А не то, так ВАЗ.
На а коль не ВАЗ, то хотя б уж ЗАЗ.
А зачем Пегас? А куда Пегас?
Разве это транспорт такой – Пегас?

Целовались мониторы,
обзавидовались шторы.

Левая и правая —
шторы очень бравые

вмиг в объятиях сцепились,
тут и стулья спохватились.

С креслами схватилися
на пол повалилися.

Ну, вертеп, ну вертеп!
Блок системный пляшет степ,

ну а ящики стола
разбрелись по всем углам,

чтоб такое сотворить,
что неприлично говорить.

Бубновая дама – это шатенка.
Я рядом с ней в теплом месте у стенки
Держусь молодцом – здоров как лось
Только б о чем мечтаю – сбылось.

Ну и понятно, волнуюсь немножечко –
Как бы не сесть афедроном на ёжика
Цепляюсь за шторы я будто случайно,
Сосредоточен необычайно.

Ложка б сейчас помогла валерьнки,
Только духман от нее как с портянки.
С милой всухую устрою уже
Маленький рай в небольшом гараже

Под пристальным бризом
Глаза не сомкнуть.
Мир празднует тризну
Ушедшему дню.

Как ужас паденья,
Как пасмурный бред,
Встают привидения
Прожитых лет