Вот я один в пустом вагоне.
Вхожу с волненьем, как в музей.
Вдали завистник жалко стонет,
Уже осталась на перроне
Пустая суета друзей.

И радуется каждый атом
Музейной этой тишине.
Никто здесь не покроет матом,
Никто не попрекнет развратом,
Никто не скорчит рожу мне.

Но чу! Внушительны и строги
На стенах назиданья в ряд.
«Мой друг, не будьте так убоги,
Без споров вытирайте ноги,
И помните, куренье – яд.»
И да – упреком молодцу:
«Торчком сиденье унитаза
Не оставляйте – то к лицу
Лишь неумелому юнцу»,
С яслей погрязшему в проказах.»

Стек пеленою с глаз туман…
Но стоп. Куда попал я, братцы?!
Хоть намекните — где стопкран?
Скажу вам честно, я не пьян –
Но как мне в этом разобраться?

Но нет ни окон, ни дверей,
Они исчезли в одночасье.
И ни к кому не достучаться….
…А поезд мчит: скорей, скорей.

Гляжу — дымит,
гляжу — горит.
Летит с небес метеорит

Да. жизнь испытывает пазлами,
сложней они день ото дня.
ну как узнать — кто ж там за пазухой,
держал тот камень на меня.

Ах не люблю я те дожди —
кому то может и приятно
вновь на посадку заходить
пятнадцать раз — безрезультатно.

Ну а потом дождливым днем
лететь в тоске и недовольстве
на запасной аэродром
куда-нибудь до Комсомольска.

Не мазохист я, извини.
Хоть не скулю перед невзгодой,
летать предпочитаю в дни
с сухою ясною погодой.

Что там танцуют? Румбу?
Что там играют? самбу.
Ах, переполнен дум я,
потанцевал и сам бы.
Но только плачет дама
у моего плеча.
Вновь зазвучала мамба,
румба и ча-ча-ча.

Будь я моложе на год,
я бы освободился,
и отстранился б нагло,
заново бы влюбился.
Только я стал добрее,
я изменился — вот.
Видишь — я стал мудрее
за этот самый год.

Только я стал спокойней,
Вот таковы дела.
Только я стал достойней:
милая, ну не плачь.
Если тебе так больно —
я успокою боль.
Я ж не танцую больше,
я ведь сижу с тобой.

Бросил пить — какой уж праздник.
Только красным календарь
и зовет тебя и дразнит,
замаравши весь январь.
Что ж, назло такому миру,
в праздник бросив все дела,
дружно чокнемся кефиром —
лучше прямо из горла.
Чтоб не мыть посуду следом.
И, довольные сполна,
позлословим над соседом,
что болеет с бадуна.

Хорошо быть влюбленным под осень.
Все сомнения ветер отбросит,
вместе с палой листвой унесет,
и от скуки, быть может, спасет.

Хорошо быть влюбленным зимою.
Сколько раз это было со мною.
Но опять повторятся — как встарь
и ноябрь. И декабрь И январь.

Хорошо быть влюбленным и летом.
Волшебство в ощущении этом.
Сони, Люды, Полины, Тамары.
Ах какие из нас были пары.

Но глядишь — этих лет больше нет
лишь в карманчике — в вечность билет.
Говорят, там, на небе у Бога
секса нет и любви — там убого.

В эпиграф Леонида Ильича,
герою в сердце — пламень коммунизма.,
ну а глаза пусть смотрят с укоризной
на тунеядца, пьяницу,рвача.

А в руки молот, в ноги — постамент.
И вот стоит у нужного подъезда,
чтоб доложить к очередному съезду:
план выполнен на сто один процент.

Увы: сюжет давно уже не нов,
на Лиговке. у входа в зал концертный
в салютах предсказаний и концепций
Стоит такой…С друзьями. Без штанов.

Если у вас есть слабости, не нужно их стесняться. Когда черному придаешь не много блеска, он продаётся не хуже остальных.

Вот вы сидите с кружкой.
Кто-то — без.
А кто-то с кружкой и еще с подружкой.
Меня ж толкнул какой-то мелкий бес
насочинять про эту вашу кружку.

У вас, наверно, в кружке, молоко,
а может чай, а может сок томатный.
Смотрю на вас — и дышится легко,
да и воспоминанья так приятны.

Милей мне ваша кружка многих дам.
Вот вспомню: тридцать лет назад примерно
в такую кружку наливал агдам,
двумя годами раньше — красный вермут.

Бывали там и водка и кагор,
а как то раз, в подпитии стервецком —
все вспоминаю я себе в укор —
я кружку грубо осквернил «стрелецкой».

Она простила мне, не как жена.
Вот пред глазами поместившись близко,
сказала: «Я прощаю. Ладно, на,
глотни с меня разок заморской виски».

Смотрю на вас … и слез в глазах полно.
Вот ваша кружка, видно, без изъяна.
А я свою в лихую злую ночь
разбил, не удержав, случайно, спьяну.

Да лучше б я не удержал жену.
Да лучше сам бы навернулся с лавки.
Ведь уронил я кружку не одну,
в ней оставалось грамм до ста синявки.

Честь отдать — нехитро дело,
честь сберечь — вот это сложно.
Но сойдемся — тело к телу:
все возможное — возможно

Все ненужное — ненужно.
К черту лифчики и майки.
Пусть уходит муж недужный —
принимай меня, хозяйка.

Я люблю тебя сегодня,
и быть может,целый вечер.
Пусть луна нам станет сводней,
ничего, что мир не вечен.

Ничего, что мир развратен,
но в крови огонь бушует.
Наши чувства не объять им,
тем, кто нам мораль диктует.

Бросил пить — какой уж праздник.
Только красным календарь
и зовет тебя и дразнит,
замаравши весь январь.

Что ж, назло такому миру,
в праздник бросив все дела,
дружно чокнемся кефиром —
лучше прямо из горла.

Чтоб не мыть посуду следом.
И, довольные сполна,
позлословим над соседом,
что болеет с бадуна.

Я повис на елке
бесполезным грузом,
и ее иголки
мне щекочут пузо.

Ну снимай же с веток,
где же ты, родная..
Потерялась где то
вся любовь земная

Та меня шутихой,
в ком души не чаю,,
Расстреляет лихо
новый год встречая.

Улечу стеная,
гордый и свободный
в без конца и края
сумрак новогодний.

Есть унижения, оставляющие человека довольным. Одно из них, звучит так — покупатель всегда прав.

На серой шинели поля
не скажу, что похоже на хлястик.
но явно что-то коричневое,
упавшее наискосок.
Жмет гармонист бемоли,
и неуемный пластик
стекает со шлема солдата
от пули, летящей в висок.

Бешеная картина
и санитары в пене.
молча влекут носилки
по полосе нейтраль.
только вот гуталина
не выпускают ныне
Так что берцы приходится
чистить De Soin Medaille

Что же теперь беспокоиться?
Карты еще не сданы.
Злобно ощерилось небо
на мерзкую кутерьму.
И прилетит из вечности
мощный заряд бердана.
Знать еще только мне бы —
он прилетит кому