Средь гладких равнин, там где царствует ветер могучий,
Зимой – ледяной, жарким летом — как плазма горячий,
Грядами петляя в степях, каменистые кручи
Несчастную речку в ладонях от ворогов прячут.

И память шевелится в горле мучительным комом —
Ночёвки с кострами, картошка, сазаны и раки…
Ну, здравствуй, родная! И в облике с детства знакомом
От давности мнилось, что это — сознания враки.

А речка, цепляясь за чахлый рогоз и ракиты,
Течёт обречённо, свои берега обнажая,
Сжимаясь всё больше — ну что там осталось реки-то…
Поверьте – с концом её буду убит без ножа я.

И пусть она вовсе не ровня ни Волге, ни Каме —
Всю жизнь я с ней связан – не надо других мне хором бы…
Но склоны к речушке давно не журчат родниками,
И пластик в изгибы набился губительным тромбом.

И сколько тебя не пытали — сетями, тротилом —
Ты так не была беззащитна и это уж точно!
Но слишком по вкусу пришлась прудовым воротилам,
А что не допито, то продано «ордам восточным».

Последние слёзы твои осушает орава,
Нитратами жёлтыми лоно безжалостно красит.
И тут не спасут тебя кручи — ни слева, ни справа.
Жива ты ещё пока жив твой последний карасик.

Но всё же уверен я – может не так же как прежде —
Господь защитит от врагов мою милую речку!
И в церкви сегодня поставлю на это в надежде
О здравие нашем с речушкой огромную свечку!