— Ах ты бл..дь, — зверел толстый, — и швырял в Чкалина что было под рукой. Чкалин привычно уворачивался.
А так – всё шло как прежде… Когда Чкалину было совсем плохо он наведывался в ветлечебницу у цирка к знакомому ветеринару Фёдору Акимовичу: входил и просто ложился у дверей кабинета.
– Давай, — кивал ему сухопарый ветеринар, — заходи, подлечим бродягу…
Со временем, к угловой собесовской аптеке на лай Чкалина собиралось всё больше людей и среди них серьёзные в сером с серыми лицами. С Литейного. Эти слушали молча, аккуратно поправляя наушничек в сытом ухе, и молча уходили.
Потом приехал Спецтранс с серьёзными в белых халатах, умело отловили Чкалина, что-то вкололи и увезли.
Потом двор продезинфицировали, бачки вывезли и на их месте сделали детскую площадку: горка, лабиринт и пара качелей.
Чкалин «обернулся» через неделю: осунувшейся и другой. Молча зализывал исковерканную лапу, а на вопрос Хвоста: — «Как приютик?…» — отлаялся: — «Чистилище, блин… ловкачи »
И снова всё пошло, как раньше. Только теперь, чуя Лик, Чкалин загодя забивался в подвал и отсиживался.
Потом Шкалин как-то выносил мусор и на дереве за детской площадкой увидел Чкалина: Чкалин лез на дерево, смешно обхватив его лапами. Но как-то неподвижно… — «Зачем это он?… » — Шкалин почуял неладное. Окликнул собаку. Собака не отвечала. Чкалин подошёл. У дерева валялись разбросанные игрушки: поролоновый Карлсон, плюшевый кот, синяя крыса, кукла без башки и, сидели три дворняги и две кошки. Дворняги тихо выли. – Ты куда, Собака, за желудями?… – прикололся Шкалин, но осёкся. — Собаки завыли в голос. – А ну пошли! – замахнулся Шкалин и, вдруг, неумело погладил Чкалина: собака застонала. И только тут Шкалин увидел, что лапы собаки прибиты к стволу дерева гвоздями. Четыре ржавых гвоздя вошли в сухожилия по самые головки.
— У суки, — выдавил Шкалин. – Люди, вы суки. Я сейчас… Я быстро….
Прибежал с кусачками, выдернул гвозди, подхватил обмякшее тело и уволок к себе.
Дома Шкалин положил собаку на коврик, поставил перед мордой миску с водой и остатками еды, и побежал в аптеку. Вернулся, кое — как перевязал лапы и сел рядом: к мискам собака так и не притронулась. Чкалин растерялся.
— «Надо бы в ветлечебницу» – думал Чкалин. – «Но где, что?… » — Шкалин тупил по — бытовому, толком ничего не знал, да и боялся, что собака сдохнет на пол дороги. А вызвать на дом – и денег куча и скорее всего умертвят. – Ну ты и сука, Шкалин, — приговаривал он, гладя большую кудлатую голову собаки. — Не лучше этих… Прости меня … (Шкалин вспомнил, что у его собаки толком и имени то не было, а звал он её просто «Собака») – Собака, — выдавил Шкалин. Пёс кивнул. — Поговори со мной, А? — Теперь Шкалин лёг рядом с собакой. – Скажи что я гондон штопанный и неудачник, и что ты любишь меня. – Собака еле заметно кивнула. Потом приоткрыла глаза и внимательно, глядя на Чкалина сказала: — «Не ссы, Шкалин, всё будет хорошо… увидимся… спи…» Шкалин неожиданно успокоился и закрыл глаза.
Шкалину снился хороший сон:
Он ребёнок и его держит на руках большая добрая рыжая собака. На Шкалине короткие штанишки на помочах, бязевые колготы и синие сандали, как на фото в зоопарке, где он стоит с матерью у вольера с лохматым пони, и на тыльной стороне надпись: — «Мне три годика». Собака смотрит на Шкалина и улыбается. Шкалин даже засмеялся во сне от счастья…

И проснулся.
Шкалин лежал на полу, рядом собака.
Глаза собаки были широко открыты, словно она что-то рассматривала на потолке, а пасть весело оскалена – точно то, что она увидела ей очень нравилось. – «Сдохла» — понял Шкалин и тихо завыл, по — собачьи.
Той же ночью, чтобы никто не видел, Шкалин вырыл неглубокую ямку на зачуханном газончике перед фасадом его дома по Моховой, закопал собаку, а сверху прикопал небольшой подвядший куст сирени. Для конспирации. И полил. – Пусть жэковские думают – озеленение… обойдётся…