Когда Шкалин на третий день, утром, как обычно пришёл к кусту с ведром воды, куст был выдран, яма разрыта, собаки не было. – «Жэковские пронюхали, суки, или кто выследил и санэпидемстанцию настропалили…» – сплюнул Шкалин. Отшвырнул ведро, порылся в карманах и пошёл к Чайковского в круглосуточный. Взял бутылку, вышел на угол Пестеля и Моховой, откуда разом видны купола и Преображенского, и Пантелеймоновской, и Симеона и Анны, сбил пробку, размашисто перекрестился, и задрал голову – За упокой души Чкалиных – и, зло двигая кадыком, выжрал бутылку до капли. – Мир праху твоему, Собака, – и со всей дури кинул бутылку в витринное окно социальной аптеки. – И за моё здоровьишко. – Подождал пока с хрустом красивыми кристаллами осыплется стекло, опустился на корточки, прижавшись спиной к облезлой штукатурке и, долго сидел молча покачиваясь. Потом запел. Высоким не своим голосом: «… Начертил на синем небе я тебя люблю – белым следом быстрый самолёт…»

По гулкому, пустому в этот час ночи Литейному проспекту, шла Большая Сверкающая Собака. Потом свернула на Пестеля и смешно по — щенячьи села рядом с сидящим на корточках у стены человеком.

Шкалину показалось что что-то тёплое и влажное коснулось его лица. Он облегчённо выдохнул закрыл глаза и запрокинул счастливую голову: — «… кто поздравит с днём рожденья девушку мою, так как это делает пилот…»

Потом подъехала ментовка, Шкалина лениво избили и увезли.

Ещё с неделю в разных частях Города видели Большую Сверкающую Собаку.
Потом пропала.

Александр Блинов

Принято. Оценка эксперта: 39 баллов.