Василий никогда не отличался значимой необычностью или наличием особых способностей к тому или иному действу среди своего окружения. Он был вполне зауряден и неиспорчен. При этом его нельзя было уличить в бесхребетности или излишней сентиментальности. Если надо было добиться чего-то нужного для себя он шел и добивался. Но прыгать выше своей головы и ходить по головам чужим было выше его сил, убеждений. Глубокая религиозность не делала его фанатиком идеи. Она просто давала представление о существовании высшей судебной инстанции. Парень боялся неведомого, поэтому никогда не позволял себе лишнего. Он просто жил. Придумки его не содержали глубинного подтекста, такого милого современному мистику. Но тем не менее что-то тянуло к этому пареньку. Может доброта к окружающим или умение найти компромис с каждым, не принизив своего достоинства. Все, что он делал, являлось обыденным, не исключавшим повтора, действием. Но сама манера исполнения его обязанностей завораживала и приковывала внимание собеседника, друга или обычного прохожего. Даже гневался он не так как все. Понятия гнева он не знал и злился в редких случаях. Тогда можно было наблюдать то вызываемое подобострастное благоговение к своей личности. Была злость. Злобы не было. Постоянно он осуждался обществом, таким любимым и родным всему естеству этого простого человека. Но даже при полном осуждении его поступков, поведения, излишней «высокомерности», его лик оставался чист и незапятнан ошибочно-видоизмененными обвинениями и неправдами. Он просто жил и видел не людей, изошедших слюной и желчью к его персоне, а горизонт, такой манящий и льстящий фантазии обывателя. И пусть его шаги бытия были малы и часто семенили на пути к цели, зато тропа его не отличалась топкостью и разрушенностью. Он знал, что всей дороги не перейти, поэтому готовил маршрут для своего последующего сменщика. И пусть их жизни будут различаться, но четко-составленная классификация ловушек пути позволит своему последователю пройти путь гораздо быстрее предыдущего ходока. И все-таки он был обычным человеком и именно в этом заключалась его незаурядность.