Я войну вспоминаю хмуро.
Затерялся в бою кисет…
Я запомнил, что пуля — дура
И на всё не даёт ответ.
Затянулись бурьяном тропы,
Где снаряды фашисты жгли,
Где до самых границ Европы
Воскресенцев отряды шли.
Мы крались по следам шакалов,
Доверяясь чужим шагам,
И кого-то из нас не стало:
Тяжелели на девять грамм.
И кого-то из нас на минах
Разметало по сторонам;
Наши трупы в болотной тине
Истлевали, как старый хлам.
Эти звери не знали чести,
И однажды в глухом лесу
Оцепили мы их все вместе,
Оцепили всю полосу.
Только тут увидали черти,
Что стоят в боевых рядах
Духи преданных белой смерти
Удальцов, обращённых в прах.
Миллионы, с земли поднявшись,
На немецких солдат глядят!
Те дрожали, за ружья взявшись,
И — бегом, наутёк, наугад.
Я там был — воскресенец юный,
Я поверил: придёт весна…
Но мои догорели струны,
Не успел получить ордена…
Я войну вспоминаю хмуро.
Затерялся в бою кисет…
Но не сгибла в огне арматура
За прожжённые семьдесят лет!
И сегодня, девятого мая,
В синеве ликования дня
Самолёты войны пролетали,
Заставляя светиться меня.
Проезжали на танках солдаты,
И счастливой стояла толпа;
И подвешены числа и даты
На плакатах и белых столбах.
А на сцене рубашки белели,
Голубели шарфы на груди,
И преемники юные пели
О нелёгком солдатском пути.
И пеклись обновлённые плиты,
И сияли в Вечном огне.
Где-то там, на аллее открытой,
Будет выдано место и мне…
И плывут по дорогам портреты,
Их несут и несут сыновья;
Разливаются слёзы, и где-то
Пронесли среди них и меня…
Я войну вспоминаю хмуро.
Затерялся в бою кисет…
Я запомнил, что пуля — дура,
И на всё не найдёт ответ.
Я жалею, и грею грёзы,
И стараюсь ещё стерпеть…
Я жалею, что правнуков слёзы
Никогда не смогу утереть.
> И на всё не даёт ответ.
Сказали явно не то, что хотели.
> Где снаряды фашисты жгли,
Жгли на костре? Картинка именно такая возникает.
> Где до самых границ Европы
> Воскресенцев отряды шли.
До границ дошли, а в Европу ни ногой? И кто такие воскресенцы?
> Мы крались по следам шакалов,
Правильное ударение: крАлись. Хм… отряды (во множестве) — и крадучись? Сомнительно как-то.
> Доверяясь чужим шагам,
А этого я совсем не понял.
> И однажды в глухом лесу
> Оцепили мы их все вместе,
Похоже, речь идёт о каких-то конкретных фашистах, а не вообще. Но до этого места — и намёка нет.
> Оцепили всю полосу.
Полоса, похоже, ради рифмы прилеплена. Что за полоса в глухом лесу?
> Что стоят в боевых рядах
> Духи преданных белой смерти
> Удальцов, обращённых в прах.
Вот тут давайте разберёмся. Крались — уже духи или ещё живые (тяжелея на девять грамм и размётываясь на минах). Если живые — почему остались только духи? Или я неправильную картинку вижу, и там живые и мёртвые в одном строю?
> И – бегом, наутёк, наугад.
Это при том, что их со всех сторон оцепили. Или я опять чего-то не додумал?
> Но мои догорели струны,
А струны откуда?
> Не успел получить ордена…
Что-то мне кажется, что для убитого это невелика потеря.
Продолжение следует…
Важное замечание, пропущенное впопыхах. Я докапываюсь, поскольку тема крайне серьёзная и требует предельной аккуратности.
Итак, продолжим.
> Но не сгибла в огне арматура
> За прожжённые семьдесят лет!
«Сгибла» — как-то неожиданно просторечно, выпадает. Какая арматура имеется в виду? У меня перед глазами сразу стройка и металлические прутья, торчащие из бетона. «Прожжённые» — не синоним для «огненные» или «опалённые». На поверхности два значения — либо ткань/бумага, в которой прожгли дыру, либо прожжённый жулик. Я считаю, к прошедшим годам ни одно не применимо.
> Самолёты войны пролетали,
> Заставляя светиться меня.
Действительно летали самолёты военного времени? Хотя бы современные новоделы? Ну ладно, это возможно, но заставлять таким образом светиться лирического героя… Скорее всего, хотели что-то другое сказать.
> И счастливой стояла толпа;
Мои тараканы категорически против «толпы». Не тот вкус у слова. Но это уже к вопросу о вкусовых ощущениях.
> И подвешены числа и даты
> На плакатах и белых столбах.
Числа, которые не даты — это количество погибших?
«Подвешены на плакатах» — неуклюжесть. Вкупе со столбами картинку представить можно, но написалось коряво.
> И пеклись обновлённые плиты,
Не нравится мне «пеклись». Понятно, что Вечный огонь… Но пекутся пироги и хлебы, а это процесс приготовления, между тем как плиты уже готовы. Кстати, сами плиты в этом контексте норовят восприняться кухонными.
> Разливаются слёзы, и где-то
> Пронесли среди них и меня…
Алиса в стране чудес, слёзное море. И почему «где-то»? ЛГ в этот важный момент пребывал далеко от бренных останков?
Общее впечатление: что-то сумбурно-эклектическое получилось. Мистика в стиле девятнадцатого века, достаточно механически соединённая с современными реалиями. Я понимаю, что вторая часть практически с натуры записана. Да, это впечатляющее событие. Эмоции зашкалили, заторопились выплеснуть, наверное.
Совсем выкидывать я бы не стал. Идея для пронзительного стихотворения есть. Но отложить реализацию на некий срок, до перехода на новый уровень понимания и чувствования посоветую.
И ещё подумалось. У вас две очень разноплановых истории «в одном флаконе». Они не сочетаются совершенно. Но их можно рассказать по отдельности. Мистика о войне убитых не нуждается в продолжении, там всё сказано. А рассказу о торжественном захоронении павших не нужны никакие предисловия. «Я убит подо Ржевом» — и достаточно. И дальше говорите про «здесь и сейчас».
Вот навскидку, образцы.
Роберт Рождественский, «Баллада о знамени», советская военная мистика: http://sovmusic.ru/text.php?fname=s12431&from_sam=1
Александр Дольский, «Баллада о без вести пропавшем»: http://www.dolsky.ru/show_arhive.php?id=130
Ну, и Александр Твардовский, процитированный выше: http://lib.ru/POEZIQ/TWARDOWSKIJ/rzhev.txt
А вот баллад о пропавших, но найденных спустя годы я не помню. Так что было бы интересно. Но это надо хорошо продумать и прочувствовать.
Если воскресенцы — это о воскресших, то слово крайне неудачное, просто карикатурное какое-то. Про остальное очень подробно и правильно уже сказали. К перечню произведений, где есть подобные мистические образы, надо еще добавить «Бухенвальдский набат»… Но эмоции автора безусловно внушают уважение, вполне может получиться достойная вещь.
Нет-нет, воскресенцы — это о жителях моего родного города Воскресенска.
Я тоже потом подумал, что горожане. Но когда слово появляется ниоткуда, вне объявленного контекста — простор для гаданий велик. А контекст можно задать посвящением.