Для чего мы проделали путь свой, далекий и тяжкий,
Для чего била нас штормовая волна и качала?
Для чего на бинты были пущены нами тельняшки,
если нам суждено не увидеть родного причала?

Ухнет якорь, с разгона вонзаясь в пучину.
Старый боцман едва досчитает до ста.
Лапы якоря остры, как штурманский нож перочинный,
дна души все равно никогда он не в силах достать.

Кружат чайки над рубкой, как будто предвестники смерти,
дремлет солнце на спицах точеных штурвальных колес, –
только почерк знакомый на синем измятом конверте
разобрать не смогу по причине нахлынувших слез.

Пусть из бронзы седой адмирал в центре площади вылит,
на фуражку ему пусть метели сугроб намели,
пусть эскадрою вражьей прострелено сердце навылет,
не утонет оно, потому что давно на мели.

…И под воду уйти – у души не найдется привычки,
пусть закончена в целом и общем неравная эта борьба.
То последний матрос уцелевший достал уже спички,
чтоб поджечь фитили и взорвать мои артпогреба.

Принято. Оценка эксперта: 24 балла.