Жизнь шла своим чередом. Учёба. Комсомол. По направлению ячейки Иван ушёл служить в НКВД. Надо было защищать родную власть. Сколько ж у неё врагов! Матёрые волки из офицерья, трясущиеся интеллигенты, кулаки да попы. Не знал Иван пощады. Честно служил родной власти. Она его тоже не забывала. В тридцать лет старший лейтенант госбезопасности… А это армейский майор! Квартира отдельная, паёк хороший. Работа интересная, но тяжелая. Трудно приговоры в исполнение приводить. Нет, рука не дрожала. Мать потом снилась. Плакала. Пил Иван. А в пьяном бреду являлся дядька Тихон. Тряс седой бородой и ехидно вопрошал: « Вкусна ли косточка, племяш?» Но ночь проходила и исчезал дядька. Снова работа. Допросы, отчёты, расстрелы. А в воздухе пахло войной. Гитлер всю Европу захватил. Мы то вроде с ним дружим. Да таких друзей – за … хвост и в музей! Мы ему в Польше помогли, а он нам в Финляндии ни капельки.

Ладно. Товарищу Сталину видней. А наше дело врагов искоренять. Тут в городе завод тракторный. А кроме тракторов там ещё секретные танки делают. Бдительность нужна. Вон ночью одного поймали. Странный тип. Документов нет. Оружия нет. А врага сразу видно. Надо с ним поговорить по серьёзному, вплоть до «третьей степени». Иван отошёл от окна. Сел за стол. Закурил. Крикнул конвойным что б ввели задержанного. На, привинченный к полу табурет, усадили крепкого мужчину в заношенной гимнастёрке. Конвой вышел за дверь. Иван громко спросил –

— Имя? Фамилия? Происхождение?
— Владимир. Самойлов. Из дворян.
— На кого работаешь? Кто послал? Задание? Отвечать, сука!
— Ты, начальничек, меня не сучи. Я на задних лапках пайку не выпрашивал.
— Сиделец… Срок? Статья? Где отбывал? Бежал?
— Десять лет. Статья 59\3. « Колымлаг». Бежал. Не хотел я на вашу власть мантулить. Ни на воле, ни под конвоем. С самой «Серпантинки» ушёл. Ты, начальничек, в протокол пиши что хошь. Я подпишу. И что на уругвайскую разведку работаю и что приказали мне усатого пахана с его кодлой порешить. Галочку в отчётах поставишь. Косточку тебе сладкую кинут. Чего мордой дёргаешь? Бить будешь? Так мне после «Серпантинки» твои побои массажем покажутся. А поговорить мне с тобой надо. Заваривай чай да тащи папиросы.

Иван даже восхитился наглости задержанного. Он рассмеялся и кинул ему пачку папирос. Достал заварку и стаканы. Нарезал хлеб и колбасу.

— Извольте откушать, ваше беглое благородие.
— Благодарю. Ну спрашивать меня тебе не о чем. Что бы задать умный вопрос надо знать часть ответа. А глупые – ни к чему. А лишние знания в тягость. Зачем тебе знать – что через три недели будет война? Что ты сдохнешь осенью под Волоколамском под гусеницами немецкого танка? Зачем тебе знать – что твоего кумира весной пятьдесят третьего порешит его же кодла. Что твоя любимая власть накроется медным тазом через пятьдесят лет? Не дёргаться! Смотри мне в глаза, Ваня!

Ивана охватило странное оцепенение. Он не мог пошевелиться. Не мог закричать. А задержанный пил чай, ел бутерброды. Потом он вальяжно закурил и посмотрел на Ивана