Семён Чкалин был, что называется по паспорту, Семён Шкалин, но хотел чтобы фамилию его произносили чётко, через «Ч» оттого, что любил всё ясное, звонкое и членораздельное.
Семён Чкалин не был сухарём или чопорным педантом. И скорее склонен был к аллегориям и высокому мистическому порыву, но недолюбливал кошек.
Возможно оттого, что Семён Чкалин был кобель: большая кудлатая уличная собака, спящая за мусорными бачками подворотни по улице Моховой Большого Злого Города, названия которого он так и не мог запомнить. Как ни старался.
Людей Семён Чкалин не то что не любил, но сторонился. Как сторонился ментов его бывший хозяин Семён Шкалин: — «Хотя и люди…»
Шкалин этот жил во втором дворовом подъезде дома, где за мусорными бачками спал Семён Чкалин: но оба делали вид что незнакомы. Обычная история для этого интеллигентного с поджатыми узкими безжизненными губами и бледной пергаментной кожей города, названия которого Семён Чкалин так и не мог запомнить.
Жизнь Семёна Чкалина протекала, что называется, вполне осмысленно, не хуже чем у других. Три — четыре знакомые суки и десять общих детей были важной составляющей жизни Чкалина, и полагали, что если он и сдохнет завтра в канаве или на живодёрне, то жизнь прожита не зря и есть на кого эту собачью жизнь оставить.
Двое щенков Чкалина пошли по кривой дорожке и кончили в охранниках : один при базе в Колтушах, другой при ларьках у Московского вокзала. Пират прикормился при цирке. ( Тут рядом, через Фонтанку). Альку задавил насмерть, подающий задом, жэковский газик. Элька ушла под лёд, когда моталась сдуру по полыньям Мойки за подмёрзшими утками… Была и обласканная судьбой Муся – раскормленная толстая лоснящаяся дворняга. Но Муся сношений с семьёй не поддерживала, а только злобно скалилась и рычала, натягивая красивый оливковый ошейник из мягкой буйволовой кожи, с инкрустациями.
Жизнь как жизнь…
Но не это определяло личную позицию Семёна Чкалина, а мысли: Семён Чкалин много думал.
И слова: Семён Чкалин умел разговаривать.
И, не то что бы невнятно или с чудовищным акцентом, как жэковские азеры, а по — честному лаял, как другие псы, но вдруг из этой несусветицы, как суетливая морда кота из — под шторы, высовывался смысл: тугой безобразный красивый и пугающий.
Через что Семён Чкалин и пострадал.
В очередной раз нажравшись водки, Семён Шкалин, поговорив с телевизором, покрутил башкой по пустой комнате и ткнул в пса пальцем: — — «Кто есть ты?…» — Пробасил Шкалин.
Собака по — щенячьи осела на задницу: посмотрела на пьяную морду Семёна, на грязные жёлтые обои с жилами оборванных проводов за спиной хозяина, и уставилась круглым жёлтым глазом в потолок. И теперь рассматривала, как коричневые пятна вечных протечек ловко выстраиваются в симпатичную морду бородатого добряка.
Морда добряка отчаянно смахивала на вечно пьяного начальника жэковских сантехников Равиля, подкармливающего бездомных тварей у фастфуда «Сытный блинъ» на углу Пестеля и Моховой. (Небескорыстно, как поговаривали злые языки – татарин.)
И, когда Шкалин повторил свой странный вопрос, борода на потолке подмигнула собаке и хихикнула: — « Тварь божья, нарекаю тебя Семён Шкалин! Жги!…» — И Семён Шкалин залаял…
Лаял отчаянно, захлёбывался, выл, пялясь через грязное окно на мертвенный блин луны. Выплёскивал, наспех, из глотки что-то дикое несусветное и красивое: всё что накопилось за длинную несуразную собачью жизнь. И оно неприкаянно моталось по грязной комнатке, таращилось из угла и сидело маленьким мальчиком на низком обмызганном подоконнике и болтало смешными ножками в спущенных бязевых колготах и стоптанных синих сандалиях фабрики Скороход. Таких, как были у Семёна Шкалина, когда он был мальчик.
— Сука, — не зло сказал Семён Шкалин и жалостливо захлюпал, тупо переводя взгляд с мальчика на собаку. — Мало что я перепил, так ты ещё и собака-дьявол во плоти! Изыйди бл..дь ,Каштанка – пьяным дурным голосом завопил Семён: выпинал Чкалина на лестничную площадку и зло захлопнул дверь.