Пушка бьет в Петропавловской крепости,
сердце бьет… или бьется? Не знаю.
Где и когда мы встретимся,
господин того света хозяин?

Бьют часы Спасской башни на площади,
бьет жену дядя Коля-алкаш.
Бьют поклоны земные да ракам и с мощами,
бьют машину одну о другую — тест-краш.

Бьет и жизнь, иногда даже шибко.
Ноги бьют по мячам в Сомали или Чили.
А где-то в Казани по дронам бьет «Шилка» —
ЗСУ-23-4…
26.12.2024 г.

После чая,
проплывающей мимо кобыле
отвечаю:
кого надо, того и убили.

Ишь, как бедрами крутит,
змея Лаокоона.
И подтянуты груди,
и копыта подкованы.

Потому что на завтрак
жрет баранки и смузи,
Притворяясь, что , что завтра уж
будет с кем то в союзе.

Мне ж не слюни рассопливать
в бабьи подолы.
Выжидая особенной,
каверзной доли.

Чтоб по тракту на тракторе,
кушая суши
прихватил катарактой как
девку Петруша.

ПАМЯТЬ

Я не унываю, конечно, пока.
хотя и далек от цели.
Ведь память — единственная река,
Которая мягко стелет

Бывает шумлива и глубока,
Буйна, как химеры рока.
но память – единственная река
без устья и без истока.

Она – мой бассейн рукотворный, прикинь.
Для шарма слегка подогрею.
добавлю минорной вечерней тоски,
Нырну – а потом подобрею.

А после, матрасом намявши бока,
Почувствую кайфа свободу.
Ведь память – единственная река.
Где я регулирую воду.

Я снова не иду к врачу.
Его не надо мне и даром.
К врачу и сам я не хочу,
и не пускают санитары.

Кто-то ходит в лабутенах
по набеленной стене.
Но черны следы на стенах,
так что это не по мне.

Тучка все же уплывает.
Я за ней на помеле.
А надежней — на трамвае,
Но куда ж я дел билет?

А за помелом инспектор:
поворотник не горит
И ему плевать на спектры,
что скрываются внутри.

Я же помела водитель.
Вот он и пристал как вошь:
Ну-ка в трубочку дыхните…
что с гаишника возьмешь.

Наплевать,, что меня своей ласки лишаешь.
Я и этим доволен вполне.
За твоею спиной чьи то плечи нашарил,
да и губы там тоже вкусней.

Обычно слова мало что проясняют —
едрить их налево
а может направо.
А слева два хлева,
а справа дубрава.
Но можно ж, местами я их поменяю.

А что тут такого —
свободного слова
полны конституции и декларации.
использую право я снова и снова,
оставив читателя в полной прострации.

Поскольку постольку
правами владею,
постольку поскольку
владею словами.
И что мне сюжеты,
и что там идеи.
Я это оставлю,пожалуй, за вами.

Критиканы,
как тараканы,
в стих суют немытые шнобели.
И поэта под звон стаканов
загнобили и загипнобили.

И уже не пишется набело,
под влияньем чужого софта.
Потому что поэт гипнабелен,
если критика психософна.

Надвигаются в отношениях
неустойчивость и непрочность.
Между душами не сношения —
суходрочность.

.
запертые двери
надпись «Не входить!»
сам себе теперь я
бог и господин

сам себе надежды
веры и мечты
сам себе, как прежде
прикрываю тыл

мне Вселенной мало
если Мир застыл
«мы» опять сломалось
только «я» и «ты»

© Copyright: Олег Чабан

Захотелось любить платонически,
чтоб в постели тебя не коснуться.
Только как это сделать технически?
иль пока не уйдешь — не проснуться?

Но не спится. Тебе, видно, тоже.
Как же ночь завершить нам невинно?
Тут поллитра уже не поможет.
А помогут лишь два,
с половиной.

.
не посажен лес
не стоит забор
не крадёт невест
мой цыганский вор
.
не достроен дом
не доеден плов
рвётся в небо стон
не хватает слов
.
не хватает слёз
не цветные сны
ждёт среди берёз
не рождённый сын
.
© Copyright: Олег Чабан

Здравым смыслом
наш мир не украшен —
Переделать его не могу.
Мне б мозгов на стол — с луком и кашей …
Но пока только каша в мозгу.

Все приходит, хоть поздно, хоть рано,
Догоняет: хоть стой. хоть беги.
Вот назло вам всем стану веганом —
И плевать мне тогда на мозги..

Времени тускл
нож.
Вечность — пора
лаж.
Истины пуск —
ложь.
Наше ура —
блажь.

Как по лобку
вошь,
переползу
лжи.
Вырвался пук —
что ж.
Значит везун —
жив.

Улыбнутся светло и дебильно
миллионы глазастых котят.
Хоть они уже выросли сильно,
но из блюдец лакать не хотят.

Флибустьеры и акселераты
за рулями болидов своих,
но такие же дегенераты,
как и те, кто воспитывал их.

Нострадамусная катастрофа —
словно вписана в книгу судеб,
зашатала меня и Европу,
и засыпала Баб эль Мандеб.

Защемила судьба меня злей бы.
Да куда уж, казалось бы, злей
факт что мой опоздавший троллейбус
не идет до Дижонских аллей.

И на финишной точке маршрута,
тормознувши меня на пути,
на кольце развернется он круто,
а пижон куда хочет, летит.

Век не мерян ему проводами,
лишь бензин, .да денек выходной —
он на даме уже в Амстердаме.
я ж по-прежнему невыездной.