Монастырь — обитель Б-га
И пристанище святых,
Стены белые убого
Блекнут в ликах золотых.

Не за деньги вход во вра’та…
Не за рубль иль пятак
Это к Б-гу путь возврата
Для блаженных и бродяг.

Опоясали вери’ги
Для смирения плоти’,
На поклон идут постри’ги
По тернистому пути.

С верой в грехоотпущенье
Вхлёст, неистово крестясь,
Словно не было прощенья
В этих стенах отродясь.

Слово в Веру обращает –
Режет душу сталью бритв.
Грех раскаяньем счищает
Епитимья в сто молитв.

Влага сочится сквозь низкие тучи.
Сырости серость расхлябила город,
вечно стремящийся
где-то там, что-то там, —
лишь бы успеть.

Ты словно дождик – угрюмо-колючий.
Кажется, осени мелкая морось
всех превращает из
яркого золота
в ржавую медь.

Женская сила и счастье – в косичках, —
дёрнет разок – и пропал мальчуган.
Где ты, веснушчатый, неромантичный,
гордый, — последний из могикан?

Ты растворился в полуденном зное
замершей рощи, прощаться не став.
Годы промчались, а прошлое стонет, —
как же ты был непростительно прав…

Позови меня и я приду,
Принесу с собой тебе удачу.
Беды и болезни отведу,
Посмеюсь с тобою и поплачу

Приготовлю ужин на двоих
Мы зажжем серебряные свечи
Ты увидишь блеск в глазах моих
В наш заветный тихий синий вечер.

Не кори меня не упрекай,
Что дорога долгой оказалась,
Для тебя покинула я рай
И в аду с тобою оказалась!

Всё снова набекрень:
снег сыплет с неба кучно,
мне до зевоты скучно, —
хотя сейчас апрель.
Казалось бы — весна!
Ешь солнце словно пиццу,
срывай улыбки с лиц, но…
снег сыплет. Вот те на!

А у нас садится снег,
А у нас проталинки,
Дед цигарку третий век
Тянет на завалинке.

И я жду тебя на днях,
Светлая головушка.
Станешь таять ты в руках,
А я пить до донышка.

Мне казалось, что я умираю…
Я смотрела на небо большое
Вдалеке облака проплывали,
Остывала земля подо мною
И внутри тишина замирала…
Отголоски последних событий…
Всё, что помнила я и что знала,
Не дало великих открытий.

Мне казалось, что кончилось время,
Час расплаты уже неминуем…
Наша жизнь — это просто мгновенье,
Как затишья миг перед бурей.

Всё, к чему я когда — то стремилась,
Поглотит неземная прохлада
И при следующем перерождении
Обнулятся все результаты.

Почему же тогда мы не ценим
Эту жизнь: ни свою, ни чужую?!?
Возвышаем безумные цели,
Восхищаясь, как Дьявол ликует!

В наших фразах лишь ложь и издёвка,
Мы давно свои продали души,
Оббивая чужие пороги
В вечных поисках места, где лучше…

То ли видится, то ль снится:
Наклоняюсь колосом —
Красотою подивиться,
Тронуть твои волосы.

Вечер, свечи, жемчуга,
Да тугое платьице,
За деревнею стога
И никак не плачется.

Взять тебя да унести
Ото всякой горести
На ромашки, васильки
В тридевятой волости.

Положить и целовать,
Там всегда застелена
Шелком-клевером кровать,
И грустить не велено.

Ты нужен мне любой:
Уставший,злой.
В потрепаных штанах,
И пахнущий грозой.
В костюме от Dior.
Веселый,заводной.
С улыбкой-антистресс,
С победой или без.
С деньгами и дырой.
Побитый и герой.
Здоровый и больной.
Ты нужен мне любой,
Лишь будь всегда ЖИВОЙ…
Н.ЗВЕНДЕВИЧ

Наклонюсь я к колосу:
«Отчего, брат, ты
Золотую голову
Под серпы?»

«Под серпы я голову
Оттого,
Оттого,что золото
Тяжело.

Мне червонной спелости
Не унять,
Да найдёшь ли смелости
Всё понять.

Мою тайну страшную
Хочешь знать-
Всё равно уставшему
Где ронять»

Шелестит берёзонька,
Отпускает лист,
А на небе Боженька
Смотрит вниз.

Не шелохнётся вечер.Тише…Тише…
В таком безмолвии не надо даже хлеба.
Дым тянется потрогать прямо с крыши
Руками тёплыми озябнувшее небо.

И где-то там быть может у Ворот,
Вдохнув дымка, отступит от запрета,
Чуть улыбнётся Пётр и отопрёт,
И пустит всех-кто даже без билета

Тишиной набивая свой рот
ты ныряешь в ненужности прорубь.
Там любой, истекающий кровью,
утешенье в обидах найдет.

Настоящего острая сталь
полоснёт по уставшему сердцу,
и пускай ты мне больше не веришь, —
только чувствовать не перестань.

Мы сорвём искажённую тень
бесконечного непониманья, —
и тогда непременно настанет
нашим смехом искрящийся день.