— Чует… — внутренне содрогнулся Груздев и выкатился из музея под ноги бутафорским Петрам, Екатеринам и парящим кучам навоза на базальтовой брусчатке Площади с Колонной. Навоз этот в достатке производили три чахлых мерина на спинах которых восседали мужеподобные амазонки, зычно принуждающие прохожих дать на прокорм бедным животным, и два пони: серый в жёлтых вельветовых штанишках с хвостом и гривой сплошь в голубых бумазейных бантах – видимо конь и, пегий – в розовой гипюровой юбочке и с розовыми бантами – похоже кобыла. Размышляя над гендерными отличиями, Груздев не заметил, как вместе с толпой приезжих проволокся вдоль бронзовых памятников Основателю, на которых тот то рубил бронзовые лодки, то спасал из Невы бронзового солдата до Сенатской площади. На площади Основатель сидел на огромном вздыбленном мерине и указывал куда-то за помпезное жёлтое здание на той стороне реки. На крыше здания восседала в креслах могутная женщина в буклях. Мерин, встав на дыбы, без устали давил копытами вялую грустную змею, отчаянно напоминавшую известный повядший орган на розового гранита постаменте. Эти огромные бронзовые яйца мерина и сам Порфироносный всадник и Бронзовая Дама в Буклях, (заодно венчающая фаллос в перевязи из любовников фаворитов в Известном саду Города Брусчатки) всё это вздыбленное либидо Города Любви разом обрушилось на Груздева. Груздева прибило к серому заплёванному асфальту, как вялую зимнюю муху к кухонной клеёнке. Пришибленный, Груздев промотался ещё пару часов по Родному Городу как чужой и, по инерции, посетил: заспиртованных уродцев-младенцев в банках; двухголовых плешивых барашков; баб с шестью грудями и заросших волосами от пят до макушки: красного кирпича крепость на острове с помпезными шпилистыми храмами, царскими усыпальницами, жуткими казематами в равелинах и упёрся в бронзовый памятник Основателю. Основатель, по прихоти автора, имел маленькую щекастую головку с вытаращенными базедовыми глазами и, несоразмерно вытянутым конечностям огромное одутловатое тело раскормленного кузнечика с растоптанными ступнями и длинными паучьими коленчатыми пальцами. Памятник Груздеву нравился. Пальцами Основатель томливо вцепился в бронзовые подлокотники кресла и не без удовольствия принимал на своих отполированных до блеска коленях попки любительниц фотосессий. Печально усмотрев здесь сложные параллели со своим нынешним состоянием, Груздев, под пронизывающим ветром с Залива, пересёк мост с трёхглавыми фонарями, и теперь болтался без цели по Полю Марса среди старых зассаных кустов сирени обступивших пасмурные граниты пантеона Героям. И, чувствуя себя чужим ненужным и вычеркнутым самой природой из эволюционного процесса среди этих токующих голубей, облепивших скамейки намертво сцепившихся парочек и мамаш с младенцами в колясках, на лицах которых светилось «Я сделала это!» — решил по обыкновению не париться и отвалить. «Эко меня развезло…» — думал Груздев и, отдуплившись на скорую руку в ближайшем к дому баре двумя неродными пива по ноль пять, поднялся к себе на третий и, как был в одежде, рухнул на диван в прихожей и, не выключая света, вырубился.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Начало здесь: глава 1