Вместо предисловия (при прочтении первой части поэмы).

Мысль человека заводит (заносит?) его в места, обычному взору недоступные, и там он пытается решать задачи, в обычной жизни оставляемые за скобками в меру нашей занятости, суетности и т.д. и т.п. Поэтому бываешь даже благодарна, когда чужая мысль заставляет тебя остановиться, задуматься, попытаться самой решить для себя эти-и другие подобного рода — вопросы. А они есть у каждого человека, если в какой-то момент он сумел понять грань между homo habituEs (человеком- обывателем) и homo sapiens(человеком разумным). Все это подумалось мне после знакомства с поэмой Михаила Караванского «ПРЕОБРАЖЕНИЕ ГРЕШНИКА», жанр которой сам автор определил как «фантасмагория в стихах».
Литературные и толковые словари определяют термин фантасмагория как произведение мистического содержания. Но именно мистики — в литературном и церковном смысле — в поэме Михаила Караванского как раз нет. Так же как нет её в лермонтовском «ДЕМОНЕ» и пушкинской «ГАВРИИЛИИАДЕ». Да, действие проходит, условно говоря, на том свете, персонажами выступают ангелы и архангелы, но это вполне посюстороннее и даже жизнеутверждающее произведение. Есть такой исторический анекдот:
Татары обложили русский городок.
Ханские гонцы вошли в город
Горожане собрали дань,
гонцы вернулись к хану.
Спрашивает хан:
-Что сказали русичи?
-Плакали,- отвечают гонцы.
-Ступайте еще раз за данью!
Вернулись гонцы с данью.
снова спрашивает хан:
-Что сказали русичи?
-Смеялись,- отвечают гонцы.
Вот теперь вы собрали всё!
В наше время уметь смеяться — значит, победить его, это время. Эта мысль возникла, когда читала про тёщу, соблазнявшую райских персонажей самогоном собственного изготовления. Как живая встает эта тётка,даром, что внешность её никак не описана.
Это скорее восходит к традициям бурлёска, к веселой мистике гоголевских рассказов — и делает эту часть поэмы — несмотря на русский язык написания — очень украинской.
Чтобы завершить тему традиций, вспомним опять-таки Пушкина, Лермонтова, Данте и Вергилия.
О традициях потому,что с современной литературой это произведение мало соотносится, нет в нем ни смысловых, ни словесных вывертов, претензий на несхожесть, исключительность и т.д.
— Но есть в «ПРЕБРАЖЕНИИ ГРЕШНИКА» что-то такое, что выводит его из хвоста подражательности и позволяет говорить как о вполне самостоятельном литературном произведении. Пожалуй, это качество можно назвать искренностью, неподдельностью. Оно настоящее, потому что опирается на выстраданное, на собственный опыт.
Неординарным делает его и избранный стихотворный размер — трехстопный амфибрахий, причем значительная часть написана сложными десятистрочными строфами. Держать это всё в виду- размер, количество строк, рифму и довольно сложный сюжет, описания и действие, да просто грамотное изложение мысли — требует от автора, скажем так, довольно значительной начитанности, образованности, и просто умения работать с литературным текстом. Грамотные рифмы, довольно часто состоящие из разных частей речи (однажды- каждый, повадки-сладким, весьма-письма, примирясь- грязь) говорят о том, что автор обладает очень важным для поэзии качеством — внутренним слухом. Лексика для поэмы выбрана в большинстве своём книжно-возвышенная, с религиозной окраской, то есть вполне соответствует стилю и замыслу произведения.Поэма изобилует лирическо-возвышенными картинами:
Свет бледной дорожкой стелился
По зеркалу темной воды
И лишь вдалеке растворился,-
Там Сумрак стер бреднем следы.
И.Наконец, лично мне, как читателю, больше всего понравился зачин Пятой главы:»Скажите, кому не знакомо…», особенно второе и третье четверостишие. Это момент высокой лирики, глубоко интимного отношения к жизни. А вообще-то Автор где-то лукавит, прячась за своего героя на пути духовных исканий! Думается, сам автор эти искания испытал!