Завтра обер-лейб-медику предстояло докладывать о результатах лечения на заседании Государственного Совета, но докладывать было нечего. Зато в зале заседаний всегда жарко горел камин…
II
Утро, солнечное и свежее, совсем не обрадовало Христофора. Птицы, не ведающие людских горестей и болезней, распевали во все горло, детвора радостно носилась по городским улицам, издавая звуки, какие только способен произнести человек, а на душе лейб-медика скребли кошки. Он надел парадный черный кафтан с серебряными пуговицами и черные бархатные туфли с серебряными пряжками, шляпу, тоже черную и тоже украшенную серебряными листьями и знаками медицинского ремесла – ложечкой Фолькмана и шприцем Жане. На шее как орден висел именной стетоскоп. Арцт шагал и рассуждал вслух:
– Вот и я нарочно будто вырядился в траурное платье! Траур по государю, еще живому! Что может быть кощунственнее?! Или по мне? Придется срочно паковать чемоданчик и бежать из страны, а то ведь обвинят в неправильном лечении и под топор… Неет, столько, сколько сделал я, не сделал никто! Нельзя этого допустить, нельзя!
Любезно сопровожденный привратником, медик вошел в богато убранный зал для торжественных заседаний. Из 450 мест занята была едва половина, председательствующий объявил, что кворум собрался и можно начинать заседание. Сегодня на повестке дня был только один вопрос: доклад господина обер-лейб-медика Е. И. В. Христофора Арцта о неотложных мероприятиях по сохранению жизни и здоровья государя- Императора, к чему предложено было немедленно приступить. В гробовой тишине Арцт начал речь.
– Господа, ни для кого не секрет (а согласно закону такие сведения не могут быть отнесены к сведениям, составляющим государственную тайну), что дела нашего уважаемого монарха, эээ, не очень… (В зале неодобрительный гул). Я хотел сказать, что по состоянию на сегодняшний день проведено 35 инъекций 0,5% раствора папаверина внутривенно, стекловидное тело кололи вчера и позавчера, 0,35% раствор туда же, внутрь вены, то есть… Да, господа, консилиум также решил перевести государя на парентеральное питание ввиду слабости жевательных и глотательных рефлексов…
Из зала раздался густой бас начальника охраны Е. И. В. Себастьяна Хольценбреннера:
– Хватит дурачить нас, старая клизма! Ты хочешь, чтобы мы ничего не поняли и дальше продолжали верить тебе?! Три дня назад государь еще говорил, ел и пил! Теперь уже под себя ходить начал, мне докладывали! Что будет завтра?! Неет, господа, терпеть дальше я это не намерен! Он (указывая жирным волосатым пальцем на кафедру) неправильно лечит нашего государя! Вздернуть его!!!
Арцт покрылся липким холодным потом – начальник охраны обладал правом законодательной инициативы, его уважали, а ситуация аховая, государю все хуже и хуже… В зале поднялся невообразимый шум и гвалт, одни орали «Долой!», другие свистели и стучали по спинкам кресел кулаками. Врач попытался было улизнуть под шумок, но бдительное око председательствующего заметило это, он щелкнул пальцами, примчались два ражих молодца и аккуратно, но без вариантов придержали его за плечи.
Шум тем временем стал утихать. Себастьян откашлялся, и уже спокойно произнес:
– Ставлю на голосование: обер-лейб-медика Христофора Арцта признать виновным в неправильном лечении Его Императорского Величества, в результате чего Его здоровье серьезно ухудшилось. Отдать под суд, сукина сына! – закончил Хольценбреннер совсем уж непарламентским выражением.
Очень дружно и хорошо Совет проголосовал «за»; на бледного до прозрачности Арцта никто не обратил ни малейшего внимания, он стоял на кафедре и вспоминал приемы Леопольда, так как ни одна молитва на ум не приходила…
Уже надели на него наручники, уже потащили из зала под одобрительные крики вроде «Смерть врачам-вредителям!», как Христофор внезапно схватился за какую-то соломинку, которая, как показалось, кольнула его в сердце. На самом деле его уколол уголок письма из левого нагрудного кармана. Ни на что не надеясь и ничего не желая, Арцт завопил в лютом отчаянии: