Чёрно-белый мир.
Умирает день на подоконнике.
Боль моя, прошу — уймись.
Вздрогнет занавеска тоненько
от шагов твоих неслышно-осторожных.
Ты пришёл
…и приложил мне к сердцу подорожник.

.
Привет! Здесь не курорт. И на лужайке
не полежишь, зевая и скучая.
Тот мир, в который я попал, ужасен,
в нём, не моргнув, убьют за пачку чая.
Разнообразье жизни и глубины
его, весьма меня ошеломили.
Совсем другими всплыли исполины
жестокости, свободы и насилья.
Без смысла, как поэзия, жестокость.
Обыденность насилия, как сырость.
Один — стремглав скользит порочно в пропасть
там, где другой — взлетает, вдруг, над миром.
Здесь потихоньку дух встаёт над телом,
и в драках в полный рост идут заточки.
Едят собак. И я дружу здесь с челом,
жену и сына засолившим в бочке.
Здесь человек в животном состояньи.
Тела, как книги на барачных полках.
А в ценностях — не красота и знанья,
а шмаль, тепло, еда, чефир, наколки.
Но жизнь и здесь. Пропорции всё те же
добра и зла, веселья и печали.
Лишь пересмотр кредо неизбежен,
и горизонт завален мелочами.
Здесь по-другому ценятся мгновенья,
и происходят новые открытья:
письмо из дома – это потрясенье,
шмель залетел в барак – сеанс, событье…
Иная кровь, вдруг, понеслась по венам,
мышленье изменяя кардинально:
обыденное — стало драгоценным,
а то, что ценно, — стало нереальным.
.
© Copyright: Олег Чабан

.
/»Все мы — «подростки 21 века»…/
.
Мы завидуем детям, у которых есть личный водитель,
частный дом на лужайке, бассейн и красивые шмотки.
Мы – рабы интернета, кока-колы, и никотина.
Восхищаемся жизнью, и идем затовариться водкой.
Мы смеёмся над смертью, и скупаем таблетки в аптеке.
Очень слабые в душах, но такие крутые снаружи.
Напиваемся на день рожденья, и блюём в туалете,
пьём отвёртки, пивасик, коктейли, энергетики глушим.
Мы в пятнадцать — о сексе можем с лекцией ездить по миру,
мы индастриал любим, а когда мы одни — хим и бритни.
Одиночество любим, и вцепляемся крепко в мобилу.
Нас не ставят в пример, и, конечно же, все ненавидят.
Верим в дружбу навеки, и усиленно строим заслоны.
И часами торчим, даже не мастурбируя, в душе.
Мы боимся открыться, часто лезем в карманы за словом,
мы не верим в любовь, и ночами рыдаем в подушку.
Независимость жаждем, и от этого сильно зависим,
слёзы льём на берёзки, и с надеждою смотрим на запад.
Ненавидим правительство, празднуя дату России.
Жить пытаясь сегодня, каждый раз строим планы на завтра.
Любим умные фразы, и в себе разобраться не можем.
Чтоб шокировать всех, мы готовы два пальца в розетку.
Хотим пластику сделать, но всегда, как обычно, отложим.
Людям не доверяем, и плачем им вечно в жилетку.
Мы мальчишки, влюбленные в мальчиков с тонкими ножками,
мы девчонки, влюбленные в анорексичных мальчишек.
Наши силы фальшивы, набитые верами ложными,
мы летаем во сне, и хотим, чтобы мир нас услышал.
Мы плюём на одежду, и одеться пытаемся модно.
Мы глупы и наивны, рассуждая о вечности просто.
И за то, что красиво-дождливо, мы все любим Лондон.
Боль, ранимость и хрупкость — двадцать первого века подростки.
.
02.05.2012
.
© Copyright: Олег Чабан

Неуютность больного неба
в птичьей сломанности крыла.
С каждым шагом сложнее ребус
тишины. Недосказанность фраз

прорастает вопросом хлёстким
в закольцованности обид.
И сужается перекрёсток,
на котором сейчас стоим.

© Мила Сердная

Под звёздами росла девчонка,
искала правду в небесах
и ниточкой незримо-тонкой
вплетаясь в мой угрюмый сад
ловила в сеточки столетья
остывших мыслей лёгкий дым.
И вспомнил я, попавший в сети,
что тоже был как бог бессмертен
и был когда-то молодым.

Щемящий запах листьев уходящих,
как нашатырь, вонзается под дых.
Ну что же, брат, жить надо настоящим.
Ведь мы уже давно не в молодых,

У них весна. У них иная вера.
Горят вдали иные рубежи.
Мол, только миг — и вот уж к счастью двери
им распахнёт стремительная жизнь

Им невдомёк., что мир цикличен все же,
Что свет опять сменяет ночи тьма.
а за весной, пусть раньше или позже,
но вновь грядёт суровая зима.

И всё гордимся перед молодыми,
сквозь темень убывающего дня,
что научились видеть прелесть в зимах,
на оттепель надежды не храня.

«…Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга́, ой, вьюга́!
Не видать совсем друг друга
За четыре за шага!
Снег воронкой завился,
Снег столбушкой поднялся…
Эй, дружок, не завирайся…»
Не сумеешь, не пытайся
Быть на классика похожим
С ритмом, в общем-то, несложным.
Хватит ли тринадцать глав
Содержанья с формой сплав
Разместить, и чтоб неплохо
Вышло зеркало эпохи?
Скоро будет рождество –
В душах празднично, светло.
В Церкви нашей, как и встарь,
Юлианский календарь.
Почему? Уж точно знает
Тот, кто веру предлагает.
«Чтоб наследие сберечь,
Воле предков не перечь, –
Скажет он. – Душой желая,
Веру в Бога принимая,
Люди к мудрости идут,
От того и блага ждут».
Цвет мечты, надежды главной
Есть во мне. Я, православный,
Над гордыней возносясь,
По традиции молясь,
Попрошу для жизни силы,
Чтоб покрасить светом синим
Эгоизма желтизну –
Зелень выйдет. Даст всему
Силы этот светоцвет.
Супержизненный завет
Унаследован для храма –
«Щит Давида», гексаграмма,
Так же, как и синий цвет,
Для ума из прежних лет.
Первый месяц у зимы
Будет третьим до весны.
Март придёт. Его капели
Будут петь для слуха трели,
Чтоб смятение пришло.
Снег и вешнее тепло
Напитают землю влагой.
Будет день – как лист бумаги…
Историческим пером
Что напишет жизнь на нём?
На ветру душа-синичка
Встрепенется вдруг трагично
И от страха задрожит?
Горе вороном кружит?
В праздник Пасхи только силы
Видеть свежие могилы?
Что готовит брату брат?
Ощутимы сходни в ад?
Слёзы, слёзы – пух у вербы?
Я надеюсь, не ущербна
Человеческая суть,
Чтоб пройти достойно путь
Через боль, разрыв – зазимок
С вихрем колющихся льдинок…
Для прогресса мало прока
От щедрот греха, порока –
Утверждают мудрецы.
Мы – истории творцы
Для страны, прищурив веки,
На пути расставим вехи.
Прочь старьё и прочь обман!
И не всё – в карман, в карман!
Несомненно, в нашей власти –
Выбирать дорогу к счастью…

Здесь жёлтые листья, натужно шурша,
Закрутит ветер, как винт.
Здесь роза ветров — словно лист камыша
Вдоль вектора вмордувинд.

И ни к чему предложенье из слов
Писать в четыре строки.
Промолвишь одно лишь словечко «Беглов» —
И в обмороке Стивен Кинг.

А мрачная хмарь сочится в окно,
О непонятном скорбя.
Вроде бы полдень, но дома темно —
Не отыскать и себя.

Черные мысли в нахалку гнетут,
Всласть разгулявшись во мне.
Или приходит Свету капут,
Или — начало Тьме.

Только назавтра тучи уйдут.
А ветер им вслед — догонять.
Солнце омоет окно и тут
Птицы опять зазвенят.

Неба нигде не найти голубей.
И воскресенье к тому ж
Впору чирикать как воробей,
Прыгая межу луж.

В каждой из них, чтоб забылась грусть,
Солнце фонарик зажгло,
А под ногами осенний хруст
Дарит душе тепло.

Вновь разобрался с унылой хандрой,
Весел и бодр и здоров
Мой сумасшедший, любимый, родной
Сказочный Град Петров.

Бродский, изгнанный поэт,
Лучший. Нужен ли совет
Слог зануды почитать,
Чтоб чуть-чуть мудрее стать.
«Шествие», в пример, поэма
Актуальна, современна.
В ней знакомый персонаж –
Мышкин князь – любимчик наш.
Присмотритесь, вон идёт,
Ковыляя, идиот.
На кресты церквей кивает,
С ним попутчик – рассуждает:
«Воскресением Кровавым
Кровь текла по ранам рваным,
Свист нагаек, лязг затворов,
Злые тени у заборов,
Под копытами иконы,
Крик, рыдания и стоны,
Пляс жандармского хлыста
Над распятием Христа.
Так в России-матушке
При Николке-батюшке
Прочь от церкви отошла
Православная душа».
Князь мольбу изображает
И мирянам предрекает:
«Воля нашего Христа –
Жить с любовью без хлыста.
Панацея от напастей –
В Православной царской власти.
Ты прости нас, батюшка!
Ты прости нас, матушка,
И возьми мои гроши
Во спасение души!
От молитвы бородатой
Даст на Храм деньжат богатый,
Неуч будет сыт, болящий,
Грешник, сирый и скорбящий
Обретут приют. Простить
надо всех и всё забыть.
Завещал иконам лик
Господа Помазанник.
Ты нужна нам, матушка!
Помоги нам, батюшка!»
«Господи, спаси и сохрани,
Вразуми, в делах укрепи, –
Ежась, крестится попутчик. –
Вряд ли жить мы будем лучше.
Стало мало у природы
Доброглазнейшей породы.
Добрые глаза как сапфиры,
Яхонты и бирюза,
И лазурь, когда слеза
В них. Хрусталя водицы
На людских ресницах
Нет. Ведь время, как водица,
Из источника струится –
Утекли уж те мгновенья,
Оставляя сожаленье.
Сверлят жадные глазёнки
Аж до коликов в печёнке.
Пустота – не зря же мне
Хочется порой во сне
Быть крылатой птицей
И лететь, лететь, стремиться
К счастью, где в людских глазах
Только радость, а не страх,
Нет сверла, и на ресницах
Лишь блаженная водица».
Поперхнулся бедный князь,
Отбежал, и наклоняясь
Над панелью, идиот
Замирает – кашель. Ждёт –
Пусть процессия пройдет…

Верность ощущается
В Родине, и начинается
В доброй, крепкой семье,
С благоговенья к земле,
Давшей смелость и силу.
И от щедрот подарила:
Горы, реки, степи, лес;
Свет, дыхание небес;
Дом, селенье, города;
Речь родную, что всегда
Льётся, словно ручеёк,
Превращается в поток;
Миг, года, и даже век.
Социальный человек,
Не ленись, не будь уродом,
Нервы, силу не жалей
Для Отчизнушки своей.
Мы же все от «А» до «Я»
Разноликая семья.
Вместе развиваемся,
Вместе защищаемся,
Дружим, завещаемся –
Неизбежность, даже рок.
В общем, мы один клубок.
Мы солдаты, и приказ,
Без нытья, – закон для нас.
В небеса, огонь и в воду
Мы идём ему в угоду
За идею, за свободу,
Хоть в Корею, хоть в Афган,
Давший гостю по зубам.
Страшно в прошлое смотреть –
жертвы, жертвы, жертвы, смерть.
«Хватит, – материнский стон, –
Это наш набатный звон!»
Сердце матери болит,
Ноет, плачет и грустит
О солдатике-сыночке –
Служит он в «горячей точке».
Мама по ночам не спит.
Мама плачет и грустит,
Позабыв совсем о сне,
Шлёт проклятия войне.
Мама, плача, молится,
Мучаясь в бессоннице,
Чтоб здоровым и живым
Возвратился милый сын.
Просит Бога мать тихонько,
Чтоб, готовя похоронку,
Смерть не встала на крыльцо,
Сделав скорбное лицо…

При распаде СССР,
Получая ваучер,
Было мне уже понятно,
Что кредит возьмут обратно.
И тогда я вспомнил снова
Басни дедушки Крылова.
Сделал вывод: у природы
Беззащитные уроды
Дон-Кихотовской породы.
Не достались нам заводы,
Ни дома, ни пароходы…
Шиш под нос, а не добра –
Не блатной же, не «братва!»
Детектив снят по роману
Вайнеров. В кино поймали
«Кошку чёрную». Там лихо,
Прихватив с поличным психов,
МУР (Шарапов и Жеглов)
Сцапал хищников-воров.
Хитрость, ловкость и обман
Помогали сыскарям.
Где вы, братцы! Рэкетиры
Нападают на квартиры!
Не кипи, отдашь всё, «чайник»,
Если в задницу паяльник
Вставят. Всюду Воры –
Ставьте двери и запоры.
Всё обман, и всем не верь.
В дверь звонок – заприте дверь!
Все мы жертвы: ведь охота –
Наша главная забота.
Хитрость, ловкость и обман
Помогают в жизни нам
Взять добычу, развлекаться,
От опасности спасаться.
Но всегда нас отличали
Наши принципы морали.
Прав Жеглов! Он вторит мне:
Должен вор сидеть в тюрьме.
Так ли всё? Себе ответь,
Если пристально смотреть…

Дед мой не был генералом.
Не разжившись капиталом,
Я мужал годами с детства,
Не мечтая о наследстве.
Гордецом был, к жизни с шуткой
Относился, «проституткой»
Не желал быть. Посему
Разве должен что, кому?
Просто жили-выживали,
Божий лик держа в подвале,
Серебро – в дерьме, в сортире,
Если было. И шутили:
Чтобы в жизни был просвет,
Попросите партбилет.
С ним идейных тоже тьма –
Лучших выбрала страна
В новоявленные боги –
Совесть, честь и ум эпохи.
В их числе я тоже был –
Должность, льготы заслужил.
Через «мышь» с клавиатурой
Электронные культуры
Я, военный отставник,
С удовольствием постиг.
С наибольшим интересом
Изучались Word c Access ом
И глобальный Интернет.
Он, увы, не дал ответ:
Кто же я сегодня есть?
От чего такая спесь?
Ведь так просто на пути
Дураку кювет найти…
Быть, не быть? Кто виноват?
Делать что? – скажи, собрат…

Похмелился – и в окно
Посмотрел: темным-темно.
Поперхнулся, в горле ком,
Словно встал в снег босиком.
Пробежал мороз по коже –
Колотунище до дрожи.
Мысль сверлящая одна:
А не выпить ли вина?
Бледнолицая луна…
И она, как я, одна.
Жёлтый блин, полно седин
На висках моих. Дожить
Надо. Знаю, что тужить
Всем приходится, когда
Постучится в дом беда.
Что молчишь, зачем глядишь
Тупо в небо? От того лишь
Боль в глазах. Горчит, першит
В горле, и слеза дрожит
На реснице. Словно зверь
Дикий, загнан я теперь.
В жизненной распутице
Следует попутчицей,
Изнуряя душу, плача,
Злая стерва – неудача.
Ничего уже не ждёшь.
Режет ложь, почти как нож.
Знаю, буду снова пьян
И браниться: «Дрянь я! Дрянь!»
Безработица – удавка!
У торгового прилавка
Это очень ощущаешь:
В горле ком – слюну глотаешь,
Ведь когда в бюджете брешь,
Макароны только ешь.
От жены – упрёки с плачем:
«Ты лентяй! Ты неудачник!»
Не до радостей уже –
Мысли тёмные в душе:
На колени опуститься,
Тихо Богу помолиться.
Стоит ли так скудно жить?
Рядом деньги положить
На поминки и на гроб,
И отправить пулю в лоб.
А не лучше ль сиротой,
Пеплом слиться с пустотой?
Больно – пусть! Но не конец!
Будет пусть чужой свинец!
Всё же, Смерть, сейчас не жди –
Скоро слёзные дожди
Прекратятся, и дороги,
Где сейчас завязли ноги,
Окончательный ответ
Мне дадут, а может, нет…

Сожаления, ей-богу,
Шлют покойнику в дорогу.
Сей исход я ненавижу,
Но при этом снова вижу
Разноцветных красок смесь –
Суверенность – гордость, честь!
Повод есть – доволен. Буду,
Подражая Голливуду,
Напевать под три прихлопа
С пританцовкой в три притопа.
Надо ж, радость-то какая:
По стране идёт, шагая,
Долгожданный капитал.
Бог ли, Чёрт его прислал?
Гостя в каждом доме ждут –
Ельцин с флагом тут как тут:
«С перестройкой коммунисты
Надоели. Оптимисты,
Кто буржуем стать хотел
И икорки не поел,
Лишь всегда под водочку
Уплетал селёдочку, –
Потерпи и напрягись,
И ко всем чертям катись!..»
«Пьяный кучер», песнь Кобзона,
Пригодилась для шансона.
В ней Дементьева стихи
Неоправданно лихи.
Я как все, туда же, каюсь,
Крикнул, в ад спускаясь:
«В преисподней, дайте квас,
Говорят, что есть у вас!
Хочется в окрошку
Покрошить картошку,
Лук, мясцо. И прочего
К ним тоже наворочую.
От меня, чертята, водка
С перцем, жирная селёдка,
Чтоб на весь греховный мир
Мы смогли устроить пир!»