— Когда мой дедушка был маленьким, началась вторая мировая война. Этим летом ему исполнилось восемьдесят лет. И мы с братом раньше у него постоянно просили: «А расскажи нам про войну. Какая была война?» Мы тогда не понимали, что ему было не очень приятно об этом вспоминать. А как вам это? Не тяжело ли вам было писать книги, связанные с войной?
— Ну, мне было просто писать книги, связанные с войной, потому что в армию я был призван шестнадцатого февраля тысяча девятьсот сорок четвёртого года. Так что, это было довольно давно. Но я не принимал участия в боевых сражениях на фронте. Дело в том, что сразу после призыва, нас направили в учебный полк на Кавказ. В нынешний Нальчик. Это горячие точки сейчас, но тогда они были не очень горячими. Вот там я и учился. Был миномётчиком в то время. После этого пришлось побывать во многих других местах. Служил в других полках. Затем военное училище. Стал офицером – политработником. В общем, в армии я прослужил, немного — немало, двенадцать лет…
Писать не трудно. Это, знаете, всё равно, о мире ли, о войне или о чем-то ещё… надо всегда писать правду. Нельзя в книге автору прикидываться, врать, как говорится. Потому что литература – это такое дело, что как бы ты не пытался выставить себя, автора, в ней очень хорошим, в красивом виде, благородным и прочее, — всё равно из текста вылезет твоя личность, душа твоя. Так или иначе, ты где-то проговоришься. Поэтому писатель – это тот, кто умеет честно рассказать о том, что с ним было или о том, что он знает.
— Как вы думаете, есть ли связь между музыкой и поэзией?
— Я думаю, что для того, кто чувствует музыку, всегда есть некая связь с поэзией. У каждого человека в его душе звучит какая-то мелодия, и это вольно или невольно связано и с поэзией тоже. А поэт, если он настоящий поэт, должен чувствовать музыку стиха. Чтобы язык не заплетался. Чтобы рядом друг с другом не стояли труднопроизносимые звуки. Так что, связь наверняка есть. Но, вот так вот, напрямую, — я бы не сказал. Вообще, музыка предполагает не какие-то чётко выраженные мысли, а некое чувство, которое зачастую не передать словами. Тем не менее, вот это, непередаваемое словами, иногда бывает и в поэзии. В хорошей поэзии есть не только тот прямой смысл, что заложен непосредственно в написанных строчках, но и второй план, более глубокий, и третий… Поэзия – это высокое дело, высокое умение. Важно уметь не только передать своё чувство, но дать возможность другому почувствовать это.
— Назовите, пожалуйста, своего любимого классического и современного автора.
— Я прожил довольно долгую жизнь. Далеко не каждому удается прожить так долго. Всё-таки девятый десяток, как-никак. Но в разные годы моей жизни я любил творчество разных писателей и поэтов. Вот, скажем, в юности, кода мне было шестнадцать лет, так, примерно, как вам сейчас, я был в восторге от Михаила Юрьевича Лермонтова. Помню, в эвакуации в сорок втором году, у одной из женщин была довольно-таки затрёпанная книжка со стихотворениями Лермонтова. И она давала нам её читать. И тогда для меня не было ничего выше Лермонтова. Потому что Лермонтов созвучен молодости. Всеми своими стихотворениями он направлен именно на молодую душу. Ну, вы же знаете, что Михаил Юрьевич погиб молодым, родился в пятнадцатом году, а в сорок первом погиб. И его произведения, конечно же, в первую очередь были направлены на душу молодую. И мне всё это было очень созвучно. Я скажу больше. Для меня долгое время Лермонтов, как поэт, был выше Пушкина. К Пушкину приходишь уже в более позднее время. Это требует большего осязания. Хотя, я должен сказать, что даже сейчас не все стихотворения Пушкина у меня вызывают какие-то чувства ответные. Пушкин велик своими произведениями, написанными после заточения в Михайловском. Именно с этого периода свое жизни он стал писать так, что ни одной строки не выкинуть.
Рассуждения про профессию журналиста дилетантски наивны.Конечно, это рассуждения не автора, а интервьюируемого, но, думается, без этого абзаца десятистраничное интервью не пострадало бы. В принципе этот абзац (уже после прочтения всего материала) вызвал у меня большие сомнения в общей состоятельности интервьюируемого. Вряд ли этого добивался автор.
ДЛЯ АВТОРА: журналистику и писательский труд несомненно роднит одно: и там и там далеко не каждое лыко годится в строку и приходится жертвовать порой даже очень вкусными и сочными кускам, которые не ложатся в единую канву. А уж насыпать в материал ВСЕ СОБРАННОЕ — не самый лптимальный путь. Берем массу собранного материала и безжалостно отсекаем все лишнее. Так будет вернее.
Очень хорошо в этом тренирует изначально заданный объем текста. Редактор говорит: материал интересен но могу тебе предоставить лишь 220 строк на второй полосе.Вот и крутись. Самому себе быть редактором, конечно, тяжко. Но тоже можно.
Спасибо, Сергей. Согласен практически со всем вышесказанным.
…Поверь, если у меня, к примеру, возьмут данный материал в «литературку», выделив определённое кол-во строк, я сумею отсечь всё лишнее… а если ещё и оплатят, я сделаю из этого барбекю с фрикандо под кисло-сладким соусом!
Верю на слово