Я курил и молчал. Сорока сидела рядом, не отводя от меня глаз. Мне надо было подумать. О чем? О многом. О долгах и недостроенном доме. О другом доме… за две тыщи верст отсюда. Там осталась одна мама и только старый пёс скрашивает её одиночество. О участившихся ссорах с любимой. О неверии в себя… О том, что без водки я уже не умею улыбаться. Я щелчком отправил окурок с обрыва и повернулся к сороке. Она кивнула головой. Я начал спускаться по узкой тропинке в туман…

… Туман обволакивал белым теплым одеялом. Его тонкие пальцы проползали сквозь грудь, прямо к сердцу. Мягкий вкрадчивый голос шептал: « Ты устал. Очень устал. Сядь, закрой глаза. Тебе будет хорошо… Хорошо.» Я мотнул головой. Этот голос очень знаком. Я слышал его часто во сне. Этот голос впервые нашел меня в ледяной степи, где я оказался ночью. Один. Не зная –куда идти. Я гнал этот голос и полз. Полз, сил шагать уже не было. Огни города мерцали где-то на горизонте. Меня ждали, надо было дойти. А голос всё уговаривал отдохнуть. Навечно. Заснуть в ледяной степи, под вой ветра и густую пелену снега. Тогда я дополз. Теперь не знаю…

Я выпал из забытья от удара крыла по щеке. Сорока сидела на плече и тревожно смотрела в глаза. «Совсем хреново. Знал бы не потащил тебя сюда. У тебя в душе уже не осень… Зима. Душа замерзает. Плохо. А идти дальше надо. Обратного пути нет. Только сквозь туман.» — задумчиво сказала птица. Я размял сигарету, чуть дрожащими пальцами, закурил и пошел дальше. Передо мной из тумана возник дом. Мой дом. Только почему-то с черной крышей и выбитыми стеклами окон. Дверь висела на одной петле. Холод. Черный липкий холод полз из полуоткрытой двери. «Нам туда» — тихо сказала сорока. Я вошел.

Нет, это не мой дом… Небольшой зал с дверями соседних комнат. Покрытый вековой пылью пол. На столе бутылка водки и оплывшая свеча. Я зажег свечу и плеснул в грязный стакан на донышко водки. Сорока сидела на краю стола и задумчиво смотрела на меня. Водка упала в желудок и медленно растеклась теплом по телу. Дым сигареты полз по комнате. Скрипнули шаги расшатанными половицами. В углу мелькнула тень. Я узнал её. Она недавно ушла. С ней ушел и кусочек меня. Моё детство, моя, когда-то большая, семья. Они почти все ушли. В мире живых остались только я и мама… Что получается? Я тоже умер? Сорока наклонила голову-

— Нет. Ты жив. Просто ты ушел в туман. Надеюсь – что бы вернуться. Решать тебе. Ты можешь вечность сидеть в этом доме. Так же будет гореть свеча, не будет кончаться водка в этой бутылке. Каждый вечер к тебе будут приходить тени. Ты научишься говорить с ними и, однажды, ты уйдёшь вслед за ними. Навсегда. Выбор твой. Можно сидеть и пить. Можно открыть все двери. Найти ту, которая вернет тебя в твой дом над обрывом, к жене… к жизни. Если решишься – пойдешь один. Я буду ждать тебя здесь.

Первая дверь открылась легко. В голову ударил горячий жар. Все поплыло перед глазами. Я обхватил голову руками. Бешеный калейдоскоп огня. Манифест императора. Ликующие толпы. Вокзал. Фронт. Четыре года грязи, крови и смертей. Позор поражений. Гибель Родины. « Ледяной поход» Корнилова. Перекоп. Последний пароход с беженцами. Бордельный Париж и нищета. Пуля в седой висок из офицерского Нагана. Далекий плач ангела. И снова пыльный зал с, сидящей у мерцающей свечи, сорокой. Я кивнул сороке. Сунул сигарету в пересохшие губы и привалился спиной к косяку двери. Сорока молчала. Докурил. И двинулся ко второй двери.

Ветер. Ласковый ветер надежды. Все изменится. Пришла весна. Наша арийская весна. Фюрер вывел страну из позорного болота версальского мира. Мы немцы будем править миром! Зиг хайль! Помолвка с Лоттой. Меня приняли в СС. Польша. Франция. Россия. Нет больше теплого ветра. Холодный мокрый ураган. Ураган советской стали и криков «Иванов». Ветер, несущий чад горящих танков и человеческих тел, ветер несущий смерть. Пустой МП-40 и кольцо «Иванов» вокруг. СС не сдается! Зиг хайль… и гранату под ноги. Снова зал. Снова свеча и сорока.