В тот день историю искусства у девчонок с биофака вёл Рауф Чаршанбиевич. Он не стал мучить студенток лекциями, а повел их послушать орган, по дороге рассказывая о «короле инструментов».
День был солнечный, северный июнь благоухал ароматом цветущей сирени, от реки тянуло свежестью. Девушки шли за преподавателем к кирхе, в которой и предстояла встреча с органом. Сначала шумно переговаривались, смеялись, но потом примолкли, слушая рассказ Рауфа об истории инструмента.
Таня тоже шла вместе со всеми, напряженно вслушиваясь, стараясь уловить каждое слово учителя.
Оказалось, в начале девятнадцатого века в немецкой слободе Архангельска особенно почиталась лютеранская церковь святой Екатерины – за многие достоинства, в том числе и за превосходный орган. Судьба этого инструмента неизвестна, так как пожары не щадили старый деревянный город. В начале двадцатого века, когда закончились реставрационные работы после очередного пожара, в кирхе был установлен орган популярной немецкой фирмы «Валькер». После Октябрьской революции в церкви был открыт клуб-театр и зазвучала совсем другая музыка. Орган стоял в безмолвии и старел от ненадобности, пока в лихое военное время местные мальчишки не разобрали его по трубам и не растащили по дворам. Всё церковное убранство тоже было снято. И только в конце двадцатого века в бывшей кирхе был открыт камерный концертный зал и построен (преподаватель именно так и сказал — «построен») орган.
Слушали Рауфа Чаршанбиевича с интересом: орган девушки никогда в глаза не видели, но много слышали о красоте и чарующей силе органной музыки. В кирхе тоже никто из девчонок ни разу не был.
В бывшую лютеранскую церковь вошли с трепетом, предвкушая встречу с великим и вечным.
Шумный, суетливый город остался за стенами. Внутри было тихо и прохладно. Девчонки тоже притихли, изумленно озираясь вокруг.
Под каменными сводами царил полумрак. Стену напротив входа почти полностью занимал орган. Тане он показался похожим на гигантский металлический подсвечник. Матово поблескивали трубы инструмента, а под ними, на небольшом подиуме, отгороженном от зала деревянными перилами, находился пульт органа — чёрно-белая клавиатура, почти как у фортепиано, и педали.
Другие стены были пусты, просто побелены извёсткой. «Наверное, чтобы акустика была лучше», — догадалась Таня.
Ряды высоких стульев концертного зала ступеньками опускались к подножию инструмента.
— Здравствуйте! – нарушил тишину откуда-то незаметно появившийся мужчина в вязаном сером свитере. – Понравился наш орган?
— Здравствуйте! Здравствуйте! Очень, очень понравился! Такой большой, красивый! – девчонки с интересом разглядывали незнакомого человека.
Мужчина был невысокого роста, крепкий, кареглазый, очень серьёзный. Таня подумала, что ему лет тридцать пять-сорок.
Рауф Чаршанбиевич представил его:
— Познакомьтесь: это и есть наш знаменитый органист Виктор Пряхин. Он уже около десяти лет даёт здесь концерты для гостей и жителей города. Именно благодаря ему орган снова зазвучал в старинной лютеранской церкви. Сегодня Виктор любезно согласился сыграть для нас.
Мужчина спокойно кивнул и предложил девчонкам выбрать для себя места в зале.
— Только мне нужна будет помощница – перелистывать ноты во время исполнения. Кто-нибудь владеет музыкальной грамотой? – Виктор вопросительно посмотрел на студенток.
Таня почувствовала легкий толчок в бок: подруга Света знала, что Таня училась в музыкальной школе по классу аккордеона.
— Я боюсь! Вдруг перепутаю что-нибудь? Столько лет прошло, как музыкалку закончила, — испуганно зашептала Татьяна. Аккордеон со шкафа снимала теперь редко, всё больше тогда, когда в праздники раскрасневшиеся, подвыпившие гости настойчиво требовали музыки. Уступая напору шумных и весёлых друзей и родственников, играла, наскоро подбирая то грустные, лирические, то разудалые застольные песни.
Похоже, кроме Тани, музыкой никто из девчонок не занимался. Повисла неловкая пауза. Светлана снова подтолкнула подружку:
В общем — хорошо. Со второй половины — даже со второй трети, когда Пряхин заиграл, — попал в струю, там придираться особо не к чему, если только совсем по мелочам. А вот начало показалось местами избыточно, местами невнятно. Не хватило географической привязки. Немецкая слобода, кирха Екатерины, север — рука тянется к затылку. Когда в начале второй половины появляется Архангельск — тогда всё проясняется.
Спасибо! Перенести Архангельск в самое начало? Убрать большую часть рассказа Рауфа? Придеритесь ещё и по мелочам, мне очень важно.
Ага, Архангельск встал на правильное место, и аккуратно встал, ненарочито. И рассказ Рауфа вы, похоже, пригладили, стало легче читаться. Мелкая докопашка: в двух фразах подряд «инструмент». Я бы во второй написал «установлен орган популярной немецкой фирмы».
Ловить мелких блох после разбора Анастасии совсем затруднительно (да и времени/сил нет сегодня). Но в чешки я поверил сразу.
Спасибо, Игорь. «Инструмент» сейчас исправлю.
Теперь я попридираюсь)
Видимо, Вы уже все поправили, потому что Архангельск увидела в начале. В целом мне понравилось. Вот, что смутило меня.
«Педали-рычаги»… Некрасиво звучит, некрасивое сравнение, да и зачем они «рычаги»? Педали и педали.
Зачем нужна музыкалка для переворачивания нот? Я закончила музыкалку, потом еще год училась играть на гитаре, но сама без подсказки нотные страницы не переверну ни за что на свете. И я даже не уверена, что кто-либо на это способен (по крайней мере, я не представляю этого технически — если ты не знаешь произведение, то для такого фокуса должен быть идеальный слух и идеальная… нотная грамотность что ли, чему в музыкалке точно не учат, если только уже в училище) Обычно страницы переворачивают по кивку музыканта.
Чешки… Хм… Конечно, на платформе педали жать неудобно. Но, на мой вкус, в обуви без каблука их жать еще неудобнее (я даже дома что-то всегда на ноги надевала всегда) — нога для такой работы анатомически не предназначена и дико затекает. Это дело вкуса и индивидуальной какой-то анатомии просто (кто-то и машину водит в тапочках). Я не к тому, что надо убрать это место. Но вот выделение чешек в качестве приближения к высокому не очень уместно, мне кажется.
Почему в юности подруга «Светлана», и только в зрелости «Светка»?) «Светлана» как-то вообще инородна)
Момент с афишей. Девушки так обрадовались органисту, пообсуждали, и вдруг Таня «неожиданно» предложила. Да очень даже «ожиданно»!)
Ну и концовка. Это от Моцарта-то с Бахом ощущение попадания в страну «где не бьют и не кусают» (а тем более, где «за счастье не борятся»)? Ну ооооочень спорно! Особенно, учитывая классическое построение многих музыкальных произведений, где даже в мажорных пьесах есть минорная часть… Да и не этого хотели обычно авторы. Это как поэзия: там море переживаний, несчастной любви, страсти, смерти, счастья — и все это переплетается, переливается, сменяется одно другим, а в конце главный герой всех побеждает (или умирает — взависимости от лада). Как-то так.
Ну вот. А в целом очень интересный рассказ! На одном дыхании читается!
Спасибо, Anessa! Да , название города перенесла в начало текста.
Рычаги сейчас уберу.
Про музыкалку для переворачивания нот — так вот почему-то хотелось Пряхину (вернее, его прототипу).
Сейчас существует специальная обувь для игры на органе, похожая на танцевальные туфли — с небольшим каблучком. А тому органисту, видимо, удобно было играть в чешках. Эти детали мною не выдуманы, а просто взяты из реальности.
«Светлану» и «Светку» — это Вы очень правы! Заменю.
Неожиданно предложила — потому что больше никогда не собиралась ходить на концерты классической музыки, уверилась в своей глухоте и неотзывчивости к этому виду искусства.
Насчет восприятия героиней музыки — странно было бы, если б музыка унесла героиню в мир бед и порочных страстей, мир войн и предательства. Хотя органная музыка частенько мрачновата… Не знаю пока, как-то надо осмыслить…
Конечно, с муз. образованием переворачивать ноты все равно проще. Уже опыт есть) Но лучше, чтобы героиня боялась пропустить кивок или перелистнуть 2 страницы. Логичнее просто.
Тогда про «неожиданно» надо бы добавить мысль, что она не собиралась туда ходить.
Конечно, в «мир порочных страстей» — это Вы загнули 🙂 Но в мир каких-нибудь ярких эмоций, любви и отчаяния, радости и горя и т.д., и т.п. — как-то бы так. Еще — это, конечно, мое личное восприятие — представьте страну, которая сейчас у Вас описана, представьте ее в виде книги или фильма. Про такую страну не будут читать, потому что мы, люди, любим проблемы и эмоции, когда у нас все гладко, мы зачастую сами их ищем и высасываем из пальца. Поэтому в музыке такая страна может возникать только в контрасте, и только на нем держаться.
Спасибо, Anessa!