С усталостью свой вечер коротаю.
Ты спишь уже. И по углам подушки
Рассыпана, с дыханьем чуть взлетая,
Волос успокоительная гладь.
Тревожно строчкам суетным и душно —
Они б и рады — в ветренную стужу
В объятьях необъятного листа,
Но он прикован скрепкою к тетради.

Последних звуков пчёлы в тихий улей
Зудя наполненностью, потянулись,
Развесили стихи на спинках стульев
Винтажные накидки – кружева.
Застыли в молчаливом ожиданьи,
Фонарных взглядов отражая блик
Щитами окон, сумрачные зданья.
И даже диск луны, тоскуя, сник,
Забыв в ночи прощальные слова.

Перемешали сумраки вселенной
Пространства лик и времени гримасы,
Запутали пути, дороги, трассы,
Пришпорили минутной стрелки бег.
И посулила выполнить желанья
Любовникам разбуженная страсть.
И в ожидании переизданья
История наносит новый пласт
Теней на своды утомлённых век

И прикрывает сонные глазницы.
А там песчинки полумёртвых мыслей
Залягут на зимовку и ресницы
Зашторят этот временный ночлег.
И темнота накроет паутиной,
Зажмёт в кошачьих лапах, как в тисках…
Но вдруг всплывает над морской пучиной,
Взлетает в небо серый батискаф.
Под ним в волнах кричащий человек.

Верёвочную лестницу спустили
К нему, узлом надёжным затянув,
Но он не видит, слишком обессилел,
И я нему бросаюсь в глубину.
Плыву, хватаю, подплываем вместе.
И вот уже он в люке, он спасён,
И я на лестнице. Но ветер, ветер
Мне не даёт забраться. Невесом,
Хватаюсь, обрываюсь и тону…
И просыпаюсь. Это был лишь сон.
______________________________

Я начинаю понимать, кого
Мне вызволить пришлось во сне вчерашнем
Из волн морских сознанья моего,
Когда, его спасая, сам бесстрашно
Шагнул я в бездну. И до пробужденья

Мой сон не открывал лица его.
Но вот сейчас, похоже, станет ясно —
Я ощутил в зеркальном отраженьи
За мною наблюдающий бесстрастный
С прищуром зоркий взляд. И несомненно,

Пытается сейчас он просчитать,
Насколько я продвинулся в решеньи
Задачи, что не в силах разгадать —
Кого же я спасал в бурлящей пене
И стоило ли мне его спасать.

Я начинаю вновь перебирать
В застывшей памяти осколки слайдов
Вчерашней ночи. Сумерек игра
В спасённом мною человеке Хайда –
Седого карлика рождает очертанья.

Он мне знаком, не имя и не образ
Особого значенья не имеют.
Он из моих обычных страхов собран,
Когда сказать и сделать не умею
Всё, что когда-то сделать обещал я.

И кажется, что он мне снова шепчет:
«Mein lieber Freund, ich will die Geschenke*.
Ну что ж вы, дорогой мой доктор Джекил,
Примите, наконец, своё решенье,
Не омрачайте наш союз печалью».

Что мне ответить. Редкие дары,
Которые я возвращаю миру,
Не стоят свеч и не продлят игры.
Не стану ни пророком, ни кумиром,
Ни просто другом добрым до поры,

Пока всего себя я не раздам
Любовью и стихами и делами
Всем, кто достоин, или кто страдал.
Моей души не разгорелось пламя,
Её теплом не часто согревал

Нуждающихся. Жизнь не посвящаю
Служению, Страданию. Спасенью.
А злобный карлик просит в завещаньи
Упомянуть его и всепрощеньем
Освободить от кары на прощанье.

Я понимаю, что освобожденье
Ему откроет путь к вершинам власти.
Отбросив все надежды и сомненья,
По лестнице веревочной взбираясь,
И я за ним туда же устремлюсь.

Но будет это счастье или горе,
Удержится ли на небесном троне,
Не превратится ли в презренье гордость
К склонившимся в почтительном поклоне
Живущим у подножия. И грусть

О том, что не сбылось и не свершится
Уж никогда, возможно, не заставит
Мечтать, страдать, метаться и страшиться
И миру раскрывать навстречу ставни
И суд прекрасный совести вершить.

Нет, этого всего я не отдам.
Прошу тебя, всевидящий Архангел,
Дай мне копьё или настигни сам —
Пусть мой немецкоговорящий ангел
Отправится навеки в небеса.

А лучше в землю. В небеса не надо.
Там слишком много песен и страстей.
И с ним я не хочу встречаться взглядом,
Когда подставлю дождикам весенним
Лицо своё для праздничных вестей.

*мой дорогой друг, я хочу подарков