На спектакль «Прощайиюнь», поставленный по пьесе Александра Вампилова «Прощание а июне» питерским театром «Суббота», я шел с большой опаской. Знакомство с театральными тенденциями последних лет настораживало. Я ожидал, что содержание пьесы будет искажено как-нибудь в духе искажения названия. Боялся увидеть что-то несерьезное и разболтанное «по мотивам» произведения одного из лучших советских драматургов.
Признаюсь, я был крайне приятно разочарован в своих опасениях. Дух театра Вампилова (драматург написал за свою трагически оборвавшуюся жизнь меньше десятка пьес, но его творчество получило в театральном мире именно это определение) присутствовал на сцене с первых же минут действия и никуда не исчезал до самого конца представления. Этому как нельзя лучше способствовала камерная атмосфера небольшого театрального зала и сценического пространства, которое как сцену, собственно, могли нам представить исключительно одаренные творческие люди. Но уж так заведено, к счастью, что бедность средств материальных стимулирует творцов на совершенствование и обогащение творческих палитр,
К тому же речь в спектакле идет о студентах. И «ненастоящая» сцена только помогала создать саму уникальную атмосферу студенческой жизни. Ретростуденческой. От тех времен, когда студиозусы не могли еще себе позволить раскатывать на мерсах, и прожигать жизнь в ночных элитных клубах. Зато ректор университета вполне мог запросто зайти в общежитие на свадьбу к дипломникам. Возможно, кстати, что какие то «восхищальные» эмоции можно отнести к моей ностальгической тоске по временам собственной студенческой юности. Но вот ведь что интересно.
В небольшом зале, что говорится, яблоку было негде упасть. Спектакль шел практически с аншлагом. А вот зрители были в подавляющем своем большинстве отнюдь не мои ровесники, а студенческого и чуть послестуденческого возрастов. Но в своих эмоциях зал был единодушен со мной, а я с залом. Нам было хорошо. Мы полностью вовлекались в соучастие, сопереживание и это было здорово, честно вам скажу. Замечательная игра артистов, четкие и интересные мизансцены, экспрессия и динамика развития действия — все этому способствовало.
Это мое первое знакомство с «Субботой», потому не знаю — обычно ли для театра, но «Прощайиюнь» был решен в достаточно строгой манере «театра показа», более того в самой классической его модели, близкой к родоначалию — Бертольду Брехту и, собственно, породившему Брехта агиттеатру молодой советской России, Синей Блузе. И да — эта модель, в принципе более подходит решения проблем, поставленных Вампиловым, чем «театр переживания» от Станиславского. Известные мне попытки ставить Вампилова «строго по Станиславскому» как минимум делали постановки затянутыми, да даже и нудноватыми. Терялась заложенная драматургом в пьесу, бешеная экспрессия.
Так что методика «театра показа» в этом — громадный плюс. Надо сказать, Вампилова в классической модели «от Брехта» мне еще видеть не доводилось, чаще режиссеры более-менее удачно обращаются к некоей эклектической синтетике методов: Брехт-Станиславский-Мейерходьд-мюзикл-эстрада-цирковая реприза, комбинируя все эти ингредиенты винегрета по вкусу. Но в этот раз встретилось достаточно цельное единство стиля и метода, что придавало спектаклю особый постановочный шарм.
“Прощайиюнь” — так и пишется? Это ж не коммент… 🙂
Именно это меня и насторожило, как я имел честь докладывать в начале рецензии.
Что, собственно, можно тут сказать? Вы эту пьесу видели именно там, где видели, а я, допустим, в зале не сидел — я, увы, не могу ни согласиться с Вами, ни опровергнуть Вас. Это похоже на статью о научных исследованиях в адронном коллайдере — как знать, может, эта статья гениальная, и открытие там какое-то сделано фундаментальное. Понять это может только специалист. Я же, увы, специалист в другой области, нежели театральные рецензии. Поэтому ничего не могу сказать о художественной ценности написанного Вами произведения. Да и, честно признаюсь, А. Вампилова ну дух не переношу, более нудного и надуманного драматурга сложно себе представить. Мое субъективное мнение, разумеется.
Вот видите. Сказать в сущности нечего, а на 700 знаков сказали. Значит моя рецензия все равно явилась стимулом. Думаю, вам теперь захочется вчитаться в Вампилова. Почему-то мне кажется, что вы судите его по художественным фильмам, а театральная драматургия для киносценариев совершенно непригодный материал. Даже по вроде бы абсолютно «переживальному» и «станиславовскому» Чехову не знаю удачных фильмов. Ну это все равно, что переделывать трамвай под безрельсовый маршрут троллейбуса.
А вот когда вы читаете пьесу, вы читаете гораздо быстрей, чем жующие свои монологи актеры кино. Да еще не отвлекаетесь на видеоряд, призванный разбавить и так до предела жидкое пойло.
А мое собственное произведение художественной ценности иметь вовсе не запрограммировано. Это газетная театральная рецензия. Есть такой газетный жанр. Рецензии для толстых театральных журналов пишутся иначе, но тоже не представляют художественной ценности. Все они преходящи.
Но я его действительно сужу по художественным фильмам, а это удовольствие ниже среднего, хоть, как пишут, фильм поставлен «по мотивам» — на деле же попытка переноса театральной сцены в киностудию. Тогда бы уж чего проще — прийти в театр, где идет спектакль, снять его и показать по ТВ, например, или даже в кинотеатре можно (раньше, кстати, так часто и делали, я про ТВ), а так получается совершенно самостоятельное произведение, совсем мало общего имеющее и с авторской задумкой, и с авторской идеей.
Не в том дело, что мало общего с задумкой, а в том , что средства и инструменты у кино совершенно иные. Вот и получается порой, словно кушаешь жидкую манную кашу вилкой, или набираешь консоме в тарелку шумовкой. Мне известна лишь одна попытка создать кино театральными средствами — это «Интервенция» Г. Полоки по пьесе Л. Славина. Получилось интересно — для одного раза. Пять подобных фильмов я смотреть бы не стал. Но и этот фильм пролежал 20 лет закинутый на полку, правда, не по художественым, а по идеологическим соображениям. Типа нефих хаханьки над святым устраивать.Но это уже совсем другая песня. Кстати, до этого Полока использовал театральные средства и инструменты в Республике Шкид, и, пожалуй, только это и спасло экранизацию.
«Не в том дело, что мало общего с задумкой…»
Но и в этом тоже! Потому что сравнивают всегда книгу и фильм по ней, пьесу и фильм по ней, чего, казалось бы, делать не следует — это совершенно разные вещи. При этом я не знаю ни одного случая, чтобы фильм был лучше книги: приведенный Вами пример из «Республики Шкид» как раз показывает, что требуются экстраординарные приемы и средства, чтобы «спасти» экранизацию.
Я знаю случай когда фильм не хуже книги и не лучше — Война и Мир. Была тягомотина, ею и осталась 🙂 А если всерьез: дело ведь в том, что повесть более объемна чем фмльм. Вот есть достаточно удачный. фильмы «Сережа» по Вере Пановой. Но вот в чем фокус: ПОЛНОМЕТРАЖНАЯ лента отснята всего лишь ПО РАССКАЗУ. Вот это и есть соотношение объемов. Помнится, Свердловская киностудия взялась снимать четырехсерийный фильм «Угрюм-река» И знаете сперва довольно добротно придерживались текста Шишкова. Но для этого три серии сняли по трем частям романа, причем третью часть уже начали сильно поджимать. А в четвертую — последнюю -серию пришлось вбить сразу 6 оставшихся частей. Нк и понятно, что как бы к голове льва пришили тело драной кошки. Вот такое кино и вышло.
Причем дело не только в количественном, но и в качественном объеме. Если у автора описания природы занимают пол-книги, например, да не просто описания, а с применением художественных средств, как это отобразить в кино? Как показать внутренний мир героя, который копается сам в себе и наружу ничего не выплескивает? И т. д. И если литературе свойствен универсализм, т. е. написать можно все и обо всем, то кино в первую очередь — творчество действия, движения, цепь быстро меняющихся событий. Оттого-то отлично смотрятся погони, взрывы, батальные сцены, что-то еще динамичное. А в остальном часто происходит непонятки. Вот все экранизации «Тихого Дона». Когда казаки рубят врагов в капусту, когда расстреливают, на конях скачут — это смотрится. Как только речь начинает заходить о их повседневных отношениях между собой, начинается тягомотина. У Шолохова-то это живые люди, с полным набором личностных качеств, по-разному проявляющихся в разных ситуациях. А с экрана на нас глядят деревянные ряженные казаки, схемы, а не люди, когда после 128-го «кубыть» и «ажник» жить уже не охота…)))) И чем Мелихов лучше Кошевого, не только не хочется знать, но и вообще не интересно, чем все это кончится. А кончается, как и положено, ничем — но у Шолохова определенный конкретный подтекст, а тут — разочарование: хоть бы убили кого в конце, ну ей-богу, скучища же!