Все персонажи живы-здоровы,
некоторые даже очень упитанны,
действие происходит в гос.организации

Кресло под Брюханом шаталось. Он это остро ощущал. Ощущал и сопротивлялся. Сопротивлялся, как мог, всеми силами своей мелкой душонки. Для стабилизации положения Брюхан использовал все возможные и доступные ему средства: сплетни, зависть, унижение предполагаемых ближайших конкурентов, провокации, интенсивное вылизывание мягкого места начальству, распалял застарелую вражду между соперничающими, работоспособных нагружал работой «под завязку» и они, в конце концов, не справлялись, амбициозным «подрезал крылышки» и прочее. В общем, Брюхан твёрдо усвоил известную латинскую поговорку: «Divide et impera», правда, ему было неизвестно откуда она происходит. Хотя, для того, чтобы пользоваться молотком, не обязательно знать, как он был изобретён.
Наконец, у Брюхана оставалось последнее средство – подготовить себе благодарного приемника, который был бы «всем обязан» и держал бы Брюхана вплоть до выноса «вперёд ногами» на рабочем месте. Ну, а если повезёт, и удачно сложатся обстоятельства, уступит через годик-другой вновь Брюхану лакомое местечко. Власть и почёт – вожделенные плоды для Брюхана. И, желательно, кушать эти плоды под звон и шуршание денег. Деньги Бюхан любил. Приемника Брюхан выбрал неудачного. Тот тянул с обязательствами по работе и кормил обещаниями «скорых побед» лет пятнадцать, хотя ж*** лизал покровителю исправно. Впрочем, возможно, это был хитрый стратегический план «самого».
В людях Брюхан абсолютно не разбирался. Хотя, кому из обладающих хоть маленькой толикой власти это мешало? Страшная сила – административный ресурс. Основным методом правления Брюхана был кнут и страх. Он не понимал, что подчинённых нужно хоть редко, но хвалить за достижения. Брюхан часто использовал слово «мотивация», но, вероятно, папаша его в детстве мотивировал исключительно ремнём. Папа Брюхана был солдафоном. И этим всё сказано. В своей автобиографии Брюхан (не без удовольствия) непременно отмечает, что «отец занимал серьёзную и достаточно ответственную должность». Про мать Брюхан никогда не упоминал, словно отец родил его «от святого духа». Видать, была причина.
Сотрудники боялись всего: увольнения, проверок, аттестаций и проч. Этот всеобщий ужас регулярно поддерживался слухами о сокращениях, увольнениях, «урезаниях», оптимизациях, реорганизациях, реформах и проч. Брюхан постоянно употреблял слова: «компетентность», «высококлассные специалисты» и так далее, но в таком контексте, что все понимали свою ничтожность, некомпетентность и ненужность именно себя здесь, на этом рабочем месте. Понимали незначительность и тщетность выполняемой ими работы. «Вы, конечно, высококлассный работник, но таких у нас много»; «Нас всех скоро уволят»; «Мы становимся не нужны»; «По нормам на месте трёх должен работать один» и проч. Ощущение «последнего дня Помпеи» не покидало людей годами. В конце года следовали отчёты о «личных достижениях». Какими бы ни были те самые достижения, их бывало всегда недостаточно относительно великих свершений Брюхана. И если случалось, что молодой сотрудник в два года делал то, что Брюхан смог только к пенсии, становилось понятно, что работает выскочка последний месяц.
Все, какие бы ни были победы Брюхан приписывал себе. Мол, случились они благодаря его тонкому и чуткому руководству, его таланту и связям. Особенно связям. Кстати сказать «великие связи» ограничивались старшим братом, работавшим в той же организации, выпивохой, краснобаем и порядочным филоном. Любимым занятием которого было сбрасывать всю работу на подчинённых, кои у него тоже были.