Я убил человека.
— Роман можно спасти! – воскликнул критик! Заменить «я убил человека» на «я убил миллионы».
— Нет, я убил человека лучше! – засмеялся следователь.
— Тогда так: Я убила человека, клюнув его кошелек! – написала ворона.
— Ворон мы не привлекаем! Ха-ха-ха! – засмеялся следователь и закрыл дело.
И вдруг – совпадение. На «преступление и наказание» Достоевского села ворона и закаркала.
Я убил человека. – опять написал первую строчку своего будущего романа писатель.
И ворона накаркала. Следователь вернулся.
Роман из одной фразы — и этот роман живёт своей жизнью; он спорит с реальностью и требует ответа.

– Ворона знает больше, чем мы думаем, – говорит критик. – Она не просто каркает, она подсказывает, как считывать смыслы. В устах вороны — рецепт чтения.

— Мы ответственны за выбор слов, — сказал читатель.

Следователь читает вслух: «Я убил человека» — и ищет след в душе писателя и в душе каждого читателя.

– Роман может спасти, – произносит критик.

Писатель закрывает блокнот и смотрит в окно, наблюдая за вороной.

Надо понять, что значит быть виноватым не перед законами, а перед самим собой и перед читателем, — говорит следователь.

Ворона произносит: Кар. Кар — и исчезает в сумерках, оставив после себя только запах чернил и вспышек света, которые будто держат в руках маленький ключ к двери, где начинается новый роман.

Так история завершается не тем, чем она казалась в начале: не убийством, не расследованием, а попыткой понять ответственность за слова и за мир, который мы вместе строим из них.
(с) Юрий Тубольцев