Бомбардир-поручик Зудов уже с полчаса стоял на огромной куче песка, вглядываясь в разверстую гигантскую траншею, тщетно силясь разобрать – что там, на дне? По причине позднего времени суток и не совсем трезвого состояния бомбардир-поручика картина получалась какая-то очень расплывчатая, глаза нещадно слезились от холодного ветра и выпитого накануне. Грязные ботфорты так и норовили провалиться куда поглубже, песок сыпался, бомбардир-поручик поминутно рисковал свалиться в яму. «Хоть бы пришел кто», — обреченно подумал Зудов, закуривая махорочную цигарку, — «Сил же нет никаких стоять тут».
— А чего, собственно, стою-то? – вслух размышлял служивый. – Пусто здесь и нет никого. Какое может быть сей траншее повреждение?
Послушались смутные шорохи и сморкание; из сгущающихся сумерек внезапно выплыл силуэт юродивого Ерошки. Ерошка был безобразно пьян, на лице его застыла блаженнейшая улыбка, как будто во сне он видел недавно Богоматерь и которая ему, грешному, отпустила все грехи и оставила непочатую четверть казенки. Опьянение никак не сказалось на веселом нраве юродивого, больше того, язык работал на удивление четко и предельно понятно. Первым среагировал Ерошка, на то и юродивый – у них реакция отменная.
— Здравия желаю, господин поручик! Что заставило вас в сей поздний час лицезреть оную траншею, сиречь могильную яму?
— И тебе того… не болей, в общем. О какой могильной яме изволишь ты говорить, убогий?
— Как, господин бомбардир-поручик не знает, что здесь будет погребен осударь наш, Силантий I, да вознесут его ангелы прямёхонько в рай! – Ерошка истово перекрестился на какие-то развалины неподалеку, должные, по его мнению, являться крестами какого-нибудь храма.
Зудов начал смутно вспоминать, что именно за этой непростой миссией его и послали сюда, и было в его подчинении еще два солдата, которые, как на грех, куда-то запропастились.
— Се тайна государственная! – икая и жмурясь, выдавил из себя бомбардир-поручик. – Пшел вон, пьянь подзаборная! Не то велю схватить тебя и доставить, куды следовает!..
На самом деле бомбардир-поручик был очень рад невольному собеседнику, тьма сгущалась, теплее не становилось, водки не было и взять ее было негде. Но и уронить честь мундира офицеру очень не хотелось, тем более что он уже сегодня пару раз падал аккурат в грязь, мундир от этого пришел в совершенную негодность. Хорошо еще, что в темноте не видно.
— Не извольте гневаться, господин офицер, я только хотел спросить, когда можно будет лобызать прах осударя нашего, Силантия?
Зудов оторопел. Покойного государя не везли уже третью неделю, а тут какой-то проходимец желает лобызать августейший прах! Еще сапоги с императора, небось, захочет снять, чтобы прикоснуться губами к желтым мертвым пяткам Его величества…
От этого видения бомбардир-поручику стало не по себе. Он собрал остатки сил и гаркнул во тьму:
— Не велено!
— Кем не велено, почему не велено? – продолжал глумиться Ерошка. – Непорядок – нельзя верноподданным запрещать лобызать прах драгоценного осударя нашего!
Зудов задохнулся от бешенства и тошноты. Он выхватил пистолет из-за пояса и жахнул вверх. Немедленно откуда-то выскочили два его подчиненных.
— Уррра, уррррраааааааааааааа, — вопил юродивый, — салют в честь осударя нашего, присной памяти Силантия!!!!! Виват, господа, вивааааааааааааат!
— Эй, бездельники, — прикрикнул Зудов. – Заберите юродивого, только не бейте: хоть он и скотина преизрядная, но все ж таки божий человек!
С этими словами бравый бомбардир-поручик опустился на колени. Его неудержимо рвало в будущую могилу государя-императора.
Солдаты осторожно, но крепко взяли за плечи Ерошку и потащили прочь от страшного места. Долго еще из тьмы доносились пьяные вопли:
— Саттррапы! Опрричники! Не имеете права… Лллобызаааааааать прах Его величества! Виват, господа, вивааааааааааааааааат!
__________________________