Шесть ступенек

Дверь автобуса и не думала закрываться. Водила привычно орал о несознательности пассажиров и обещал до следующего утра не сдвинуться с места. Пришлось надавить на впереди стоявшее пальто. Его владелица попыталась двинуть локтём в моё остекленевшее состояние дремоты, но одуревшая масса сплавившихся тел загубила идею в самом начале. Зато её ноги в замшевых сапожках нагло умостились на моих одеревеневших пальцах в лёгоньких ботинках.  А так хотелось добраться до работы, не приходя в сознание. Я уткнулся носом в затылок, показавшийся из-под вязаной шапочки. Запах духов окончательно вернул меня в реальность. Она! Две недели тому назад нас склеило у замёрзшего окна, словно в забитой селёдками бочке. Осталось послевкусие от не съеденного пирога. Я даже стишок тогда изобразил:

Мороза настойка.

Автобус напичкан.

Слепило нас слойкой –

И вспыхнула спичка.

Мы так не знакомы,

И так чудом близки.

В узорах оконных –

Дыханья ириски.

Обуглена кожа,

Но цепи морали

На страже.

                   Похоже,

Мы что-то украли.

У каждого  – нечто,

Потерь зрелых плеши.

Сойдём на конечной,

Зря врозь,

              зря сотлевши.

Случайная вечность.

Через пять остановок дрожжевое тесто жаждущих добраться до работы  разделилось на комочки и вывалилось наружу. Я выпал, держа девушку в объятиях. Она вывернулась, взглянула на меня, и лицо её вспыхнуло. Но почему-то гневная тирада так и не вылетела из презрительно сжатых губ. Девушка убежала, а я поехал дальше к заводской проходной.

На следующий день я торчал на конечной, ожидая возвращения моей симпатичной спутницы.  Прошёл час. Холод отбивал охоту к очередной авантюре. Наконец-то  она выскользнула из автобуса. Шла – вся в себе. Шапочка сдвинулась на лоб, с одного края выбился локон. О-о! Да она выглядит гораздо старше! Незаметно приклеился следом с желанием узнать – где живёт. Зашла в гастроном, а я терпеливо топтался на другой стороне улицы. Азарт разогревал кровь так, что уши не замечали мороза. Она появилась с двумя набитыми сетками. Ну, да… У служащих сегодня зарплата. Приблизился к ней.

– Вам помочь?

У неё опять вспыхнуло лицо. Протянула продукты.

 

Мы медленно брели… Молчали… Минут через десять остановились перед подъездом девятиэтажки.

– Спасибо! Дальше я сама.

– Ну, что Вы! Донесу до порога.

На первом этаже, повозившись с ключом, открыла дверь.

– Заходите.

– Солнышко моё, ты уже вернулась? – раздался приятный бархатный голос.

В прихожую выкатилась самодельная инвалидная коляска  с колёсами от велосипеда. В ней сидел бородатый мужчина неопределённых лет, похожий на Хемингуэя.

– Знакомьтесь, мой муж Саша. А Вас как звать?

Я растерялся.

– Извините, я пойду. Просто помог.

– Нет, нет! – вмешался Хемингуэй, – всё хорошо, останьтесь!  Солнышко! Давай вместе поужинаем, – и обратился ко мне – Так как Вас зовут? Вы в шахматы играете?

Я кивнул.

– Тогда поехали.

В его комнате пахло лекарствами. Вокруг односпальной кровати громоздились завалы книг. На столе, кроме доски с фигурками, ничего не было.

– Уровень у меня средненький, – сказал он. – Но появилось много времени.  Составляю этюды. Захватывающее занятие!

Мне играть не хотелось, но и отказать было не по душе.

– Вы какими хотите начать? Белыми?

– Саша! Говорите мне “ты”. Мне неловко.

– Ну, тогда переходим на “ты”, – он торопливо освободил стул от вороха журналов и хлопнул по сиденью ладонью. Было видно, как ему не доставало общения.

Первую партию я бездарно продул. Во второй – поупирался, даже провёл комбинацию с жертвой ладьи, но опять приплыл к тому же берегу.

– Мальчики, кушать!