Ужас начинался ночью. Выступал липким потом на теле, заставлял сердце прыгать в неровном ритме, сводил судорогой ноги. Арина сжималась в комочек, куталась в одеяло, находясь в полусне-полуяви, окруженная бредом и галлюцинациями.
Это началось сразу после того, как он ушел. Арина очень любила своего мужа, любила так, как умела. Да только видимо плохо умела, раз он не выдержал такой вот ее любви. Да, ревновала. К каждому объекту женского пола. Даже к его собаке. Да, устраивала истерики. По поводу и без. Потому что личность она такая – творческая, неоднозначная, подверженная перепадам настроения. Да, не встречала его с ужином после работы, не стирала и не гладила ему рубашки, не содержала дом в идеальной чистоте. Она современная женщина, к тому же творческий человек. Она не могла позволить себе тратить драгоценное время своей жизни на быт, на рутину, на бессмыслицу. И ведь он принимал ее такой, любил, даже обожал, носил на руках, уважал ее самобытность и личное пространство, терпел ее капризы и вспышки гнева. А однажды утром, после очередного скандала, когда он пришел домой слишком поздно (Арина даже слушать не стала про его совестливые доводы, как он развозил всех коллег по домам после корпоратива)– она нашла лишь записку на кухонном столе: «Я ушел. Жить с тобой невозможно». После она еще бегала и проверяла все шкафы на наличие его вещей, надеясь, что вечером-то он точно придет. Но вещей не было. Когда он только успел их собрать? Хотя было-то их не так много…
Вот сразу после этого события начался ужас. Днем Арина еще могла как-то существовать, наверное, ее грела надежда, что он придет, обязательно придет, соскучится, ведь он же ее любит! Она даже умудрялась работать, писала многословные тексты о разбитом сердце, несостоявшейся любви, мужиках-сволочах, об одиночестве, она уже причисляла себя к воинственной армии феминисток, независимых женщин, сильных и умудренных жизненным опытом. Но ночью… Ночью она оказывалась беззащитной перед своей утратой. Она была одна. В этой постели. В этой квартире. В этом мире. Абсолютно одна. НИКТО. НЕ. СПАСЕТ.
Арина лежала с зажмуренными глазами. Она ни за что не откроет их. Не будет смотреть кто так шаркает возле ее кровати. Кто шипит, фыркает, учащенно дышит. Кто тяжело топает ступнями по всей квартире. Падает, грохочет, роняет вещи. Но это было еще не так страшно. Страшнее всего была тишина. Зловещая. Черная вакуумная тишина. Арине казалось в такие минуты, что она умерла. И страшно было не то, что она умерла. А то, что ждало ее после смерти. Она ощущала как вокруг нее стоит толпа. Молчаливая, осуждающая и чего-то ожидающая толпа. Кто, почему, зачем? Она уже хотела открыть глаза, да не могла, она была словно окутана коконом неподвижности. Отчаянно пытаясь проснуться, она боролась со своим телом, как ей казалось, целую вечность. Наконец ей это удавалось. Она соскакивала с постели с победоносным воплем. Потная, обессиленная она уже не ложилась. На часах обычно доходило пять утра. Кофе. Душ. Компьютер. Снова кофе. Тексты. Длинные тексты. Слова, слова, слова. Смыслы. Кофе. Кофе. Голова кружилась, Арина очень хотела спать, но еще больше ей хотелось умереть. Но не так, как там – во сне это бывает. А так, чтобы ничего не чувствовать, не ощущать, не понимать. Вот странность, люди надеются на жизнь после смерти, а она надеется, чтобы этой жизни после смерти ни в коем случае не было. В итоге, не выдержав, Арина принимала несколько таблеток снотворного и спала беспробудно часов до четырех вечера.
К счастью, Арина была не так одинока, как ей это казалось. У нее были любящие родители, заботливый брат. А вот друзей, и, правда, не было. Только лишь знакомые, приятели и приятельницы, с которыми можно повеселиться. Но сейчас Арине было не до веселья, поэтому и приятели-приятельницы испарились все до одного. Родители, видя нездоровое состояние балованной и любимой дочки, силой потащили к психиатру. Наркологу. Экстрасенсу. Ничего не помогало. Ночные ужасы не прекращались. Арина горстями пила таблетки, окропляла квартиру святой водой. Все те же шарканья вокруг кровати, грохот падающих вещей, тишина, осуждение молчаливой толпы… И когда Арина была уже на грани безумия и нервного истощения, она поняла – остается только последнее средство – позвонить ему. Переступить через свою привычную роль гордой и независимой девушки. «Пожалуй, глупо быть гордой, но мертвой» – в отчаянии подумала Арина и набрала его номер.
-Привет, Ариша! – неожиданно приветливый его голос наполнил надеждой.
– Привет. Возвращайся – Арина чувствовала, что вот-вот разрыдается.
– Вернусь только тогда, когда ты научишься любить – уже грустно добавил он.
– Но я люблю, люблю! – вырвалось криком.
– Любишь только одну себя – последовал его спокойный ответ, – Я слабо верю, что ты изменишься, ведь любить в твоем понимании – значит брать, требовать, ожидать. А ведь любовь – это отдавать, делиться, жертвовать. Да поможет тебе Бог, Аришенька – в трубке мелодично зазвенели гудки.
«Да поможет тебе Бог???? С каких пор он говорит о Боге???» – Арина ничего не могла понять, сбитая с толку неожиданным пожеланием. В ее груди закипала злость: бросил ее, оставил на растерзание ночных кошмаров, а сам о Боге говорит, чудак!!! И тут вдруг она вспомнила чему он ее учил когда-то… Она и позабыла… Как же он говорил: «Там, где есть любовь – нет страха. Любовь, как фонарь, освещает тьму. Страх рассеивается». Вот же где разгадка…
Наступила ночь. Как всегда – неизбежная, черная, зловещая. Арина словно проваливалась в глухую яму, погружаясь в полудрему. Ага, конечно, вот опять начинается… Шарканье вокруг кровати. Учащенно дышит. Сопит, фыркает, словно сдерживается от гневного приступа. «Я должна это прекратить! Лучше сразу умереть от испуга, чем терпеть все это… Любовь рассеивает страх… – Арина судорожно пыталась вернуть себе состояние озарения, которое случилось у нее после разговора с ним, – Я представлю что тот, кого я увижу – мой друг… Я пожелаю ему добра…». От этих мыслей как-то полегчало на душе. И… она резко открыла глаза. То, что она увидела – испугало ее до такой степени, что кажется – моментально заледенели все клеточки ее тела, сердце упало куда-то глубоко и надолго, резко подкатила тошнота, и, наверное, Арина рухнула бы в обморок, если бы не лежала на кровати. Что же она увидела? САМУ СЕБЯ. Себя, но такую страшную, что она и подумать не могла, что она может быть такой. Глаза навыкате, губы плотно сомкнуты, волосы свисают грязными сосульками, кисти рук сжаты в кулаки, вся она сгорбленная, неряшливая, просто отвратительная! Лицо и фигура двойника Арины источала гнев, выкатившиеся глаза были словно налиты кровью, а кулаки то агрессивно вскидывались вверх, то безвольно повисали вдоль тела. Двойник не замечала настоящую Арину, как будто ее тут вовсе и нет. Поэтому Арине не пришлось улыбаться и выдавливать из себя дружественность. Зато она вдруг стала узнавать себя в этом жутком видении. Сколько раз она так сотрясала кулаками в своих эгоистичных истериках, портя всем нервы. Неужели в своих вспышках гнева она была такой страшной???
Арина, позабыв о страхе, вся сосредоточившись на новом открытии себя, соскочила с кровати и направилась в комнату, откуда, как обычно доносился грохот падающих вещей и топот ступней. Ну, конечно, и там была она – уже немного другая, чем первый двойник, но тоже она. Без труда, Арина узнала в этом призраке, фантоме, или как его еще назвать, она не знала, – себя в приступе ревности. Этот двойник был все-таки чуточку красивее, чем первый, но не менее ужасающий. Глаза сверкали злобой и безумием, а из рта… стекали красные струйки крови. Губы изгибались, словно извергая беззвучные проклятия. Волосы растрепанные, черные длинные ногти, тощая жилистая фигура. Это чудовищное подобие Арины словно в приступе безумия раскидывала вещи по всей комнате, топала босыми ступнями и размахивала тощими руками с крючковатыми пальцами, как будто пытаясь поймать жертву в свои удушливые объятия. Арина схватилась за голову, ее заполнило отвращение к самой себе – вот какой она была, когда изводила его своими необоснованными приступами ревности. Уродливая ревнивая тварь! – крикнула она скорее самой себе, чем тому мерзкому видению, метающемуся по комнате. Ее пронзительный крик отрекошетил сразу от всех четырех стен и вернулся бумерангом ей в голову, пронзая острой болью. Арина застонала и зажмурилась, переставая чувствовать пол под ногами. Все закружилось, завертелось, зашумело, зашипело, зазвенело; вот-вот и голова ее взорвется, как атомная бомба.
Резко наступила тишина. Арина вдруг обнаружила, что лежит. Она не торопилась открыть глаза, она снова боялась. Опять возникло это жуткое ощущение толпы, плотным кольцом окружившей ее. Она ощущала на себе пристальные взгляды сотен глаз, а главное – это гнетущее ощущение молчаливого осуждения… Ну что за бред… Она просто лежит в своей кровати, она видела во сне кошмары про своих двойников, но сейчас-то она проснулась, и лежит в пустой комнате. «Сейчас я открою глаза и посмеюсь над своими страхами» – старательно убеждала себя Арина. Лучше бы она не открывала глаз. То, что она увидела – лишало последней надежды на реальность происходящего. Кажется, что от охватившего ее ужаса, она перестала дышать. Только стук сердца гулко отдавался в висках.
Арина увидела себя… лежащей в гробу. В белых одеждах, в белом гробу. В ногах – красные розы. А вокруг плотным кольцом стояли люди. Только лица у них почему-то были бесцветные, словно они сами мертвецы. Сотни незнакомых лиц. Арина потеряла возможность двигаться. Она не могла пошевелиться, только в безумной панике прыгала взглядом с одного лица на другое. Хотя нет… подождите… это были не такие уж и незнакомые лица. Вот стоит ее коллега, о которой она распустила сплетню, добившись увольнения конкурентки в карьерном росте. А вот тот мальчик, который так долго и упорно ухаживал за ней, надеясь на ее расположение, а она его жестоко разыграла. Слышала, что он пытался резать вены, но ей это было тогда совсем не интересно. Какой-то старик… неужели тот, которого она здорово отхамила в переходе? А вот матери с младенцами на руках, грустно на нее смотрящих. Неужто те, которых она называла самыми нехорошими словами за то, что детей нарожали, а потом жалуются как жить тяжело? Как много людей… Лиц большинства из них она не помнила, но к ней закрадывалось тяжелое интуитивное чутье, что со всеми она когда-то сталкивалась… И сталкивалась нехорошо, обижая этих людей. И вдруг она увидела его – такого родного человека. Вот уж кого она обижала долго и систематично. И все ей прощалось. Как он мог терпеть ее, прощать, любить?… «Любить – значит отдавать, делиться, жертвовать» – возникла в памяти его фраза. Липкий ледяной пот выступил по всему телу от осознания собственной ужасности. Арина перевела взгляд и увидела своих родителей и брата. Они смотрели на нее нежно и печально. И их она обижала, изводила своими капризами с самого рождения, никогда не благодарила, а только требовала, требовала, требовала… А они, чудесные, продолжали ее любить, помогали во всем, поддерживали… Из глаз Арины хлынули горячие слезы, ей так было стыдно перед всеми этими людьми, что захотелось исчезнуть, самоуничтожиться, понести наказание за все плохое, что она сделала. Она закрыла глаза и приготовилась умереть. Ее наполнила небывалая благодарность, которой она никогда прежде не испытывала. Как хорошо, что она умрет и не будет больше никому причинять зла. Мир станет лучше. Спокойствие и даже умиротворение разлилось по всему телу. Арина мерно погрузилась в бессознание.
Что это? Где это она? В аду не может быть так хорошо, как ей сейчас. Ей тепло и уютно, ее кто-то крепко обнимает. Она немножко разжмурила глаз и через щелочку век увидела свою комнату, солнечный свет, пробивающийся через занавески. Она дома??? Да, лежит в своей постели. И ее обнимает.. Он!
– Ну, вот и проснулась! Детка, прости меня, я не знал, что ты так себя извела, мне звонила твоя мама, рассказала о твоем состоянии. Я пришел утром, а ты спала и кричала во сне, у тебя был большой жар, – убаюкивая в своих объятиях, объяснял он.
– Господи, спасибо, – тихо прошептала Арина, уткнувшись в грудь своего мужа.
Принято. Оценка эксперта: 22 балла
