Как подаётся обрывок моей мыслеформы,
с какой интонацией – чтоб понимала страна –
важно здесь даже место, где голос оборван.
Как в интермедии – помнишь? – «Мана-мана».

Рано иль поздно останутся только тексты.
Их, как известно, больше, чем муравьёв.
Видео сделать на каждый бы, вдавшись в детство,
да не под музыку – под самолётный рёв
в перистых облаках над хомячьей мятой –
пусть в текстах перец и полпромилле мата…
Когда уже Пугачёва становится в гневе смешна,
новыми каминг-аутами должна отмечаться страна.
А стимула что-то делать – с кошачий чих:
мотор мой в ближайшие годы не зафырчит,
и весь свой хвалёный многостаночный арт-хаус
приходится генерировать отвлекаясь.

Страна до сих пор, как со ступой резной, со Стусом
носится – не наносится. Проклинает Медведчука.
Только две жалких истины всё не сойдутся,
ножницами и шилом выглядывая из мешка:
меня от стихов залечивала врачиха.
Заслуженная – что аж кал смешался с белком.
Никто её не клянёт – скорей под эспрессо горчинку
весом её портрета просаживает балкон.
Что примечательно, копии – это Стус и она,
а Славик такой неправильный, что всюду оригинал!
Такие закономерности: полюса наперекосяк,
словно две ушлых армии перепутали тексты присяг.

…После Армагеддона я уже не смогу
стиль свой держать, несуразности отгораживая.
Знаете, что храню я? Зелёную курагу.
Одну. В барокамере. Ведь остальная – оранжевая…

Принято. Оценка эксперта: 26 баллов.

Всё дождится.
Незримо и колко.
И ползёт монотонная сырость
в приоткрытые окна
озябшей души.

По привычке спешишь
в свой проверенный кокон,
заплывающий внутренним жиром, –
лишь бы только
не жить.

© Мила Сердная

Были руки твои мне сегодня не любы,
а мои на плечах у тебя за спиной.
Я тебя целовал в плотно сжатые губы
и уже понимал, ты сейчас не со мной.
Бухтияров Анатолий

Вот злодейка-судьба, уж решит – как отрубит.
Жил как все – не тужил, будни шли чередой,
Но втемяшилось вдруг: твои руки не любы –
Не имею понятья, что делать с собой.

Не скажу, чтоб красой отличалась, голуба,
Но ведь чем-то смогла ты меня зацепить?
Почему же так руки твои мне не любы,
Почему я их должен за что-то любить?

Паутинки морщин, плотно сжатые губы,
Но фигура – вполне, аппетитная грудь!..
Кто же мне нашептал: твои руки не любы?
Хоть бы мне изложил, в чём претензии суть.

Что же делать теперь, вот отчаянный случай!..
Я не ем ничего, от страдания сник…
Догадалась сама и пошла к маникюрше,
Низведя до нуля вдруг назревший конфликт.

Принято. Оценка эксперта: 22 баллf.

Опять сижу у моря перемен,
а море перемен бурлит в бокале.
Мне кажется, я суши переел,
а из ушей моих торчат хинкали.
Никак нам, сухопутным, не постичь
беспутного морского энтропийства.
Гляжу в бокал, и кажется, почти
достал до дна. А мне жена: «Допился!»

Сделали новую родину ради названия,
а океан потеснить новой сушей забыли.
Верит, как в Бога, в дискретные мифы нацгвардия,
хоть и капустой несёт от гибридной ванили.
В рельсу звонят поэтические фестивали,
где дружелюбнейше каждый себе на уме…
Снова болезный надаренным спамом завален.
Снова площицы снуют в мозговой шаурме.

Так бы скакали сержанты и при коммунизме, но
знали б меня, Женю Бильченко, Пашку и Нэмми.
Лозунги вряд ли народ оглупляли б столь низменно,
пропагандируя преданность гетто всё время.
Ориентирован был я на знатные зори
строя фантастов, жар-птиц и вечерних огней.
Даже обёртка мечты бликовала в курсоре,
ветры крепчали и я не служил беготне.

Как тут поедешь на промо-гастроли в Ялуторовск?
Про Петербург я молчу в электронный слюнявчик.
Мне, что ли, грешному, ельцинский трэш расколупывать,
в околоплодных мечту коматозную нянча?
Все приспособились к новому, точно бакланы –
что за особенность хамелеонской толпы?
И расчленёнку глотает поэт без рекламы –
тел, государств, зооморфных скульптур из рапы…

Если Шухевич воскрес из-за действий Шушкевича,
мне в самый раз столь же дерзко, умно и логично
раком поставить и гимны губерний фигеющих,
и могилянки, взрастившие Мудий Лукиничн.
Плох ли, хорош я – другого такого не будет.
Пусть библиограф смекает, зачем мне парик.
С солью моей он прозреет на первом же пуде,
ибо всегда грантоеды опасней расстриг.

Принято. Оценка эксперта: 27 баллов.

«Осень – она не спросит,
Осень – она придёт».
/Ирина Левинзон/

«Осень – она не спросит,
Осень – она придёт».
Грустью в гигантской дозе
Душу твою зальёт.
Будет сорить дождями,
Ветрами бить в окно.
Листьями – оригами
Выложит путь – панно.

Знает – ты молчаливо
Пьёшь вместе с нею грусть
И поощрит порывы
Сбросить душевный груз,
Чтоб по тропинке торной
В сумрачной тишине
Резкий и непокорный,
С нею пришёл ко мне.

Принято. Оценка эксперта: 18 баллов.

Страдают дни, когда одни.
Гадают ночи в одиночестве.
Себя попробуй обмани.
Пусть иссушает память дочерства
сады над бездною без нас,
где прошлых лет смешные чудища.
Забвенье – знак не звать, не знать,
что будет с нами в жизни будущей.
Пускай сгорает дочерна
твоя дочерняя доверчивость,
на вечный срок обречена
таить любовь с утра до вечера.
Зачем себя обременять?
Отмой мой след с ладоней дочиста.
Пусть дни и ночи без меня
страдают молча в одиночестве.

Оставим здесь высокий слог,
высокопарность не в почете,
Маэстро, милый, дай Вам бог,
Вы руслом правильным течёте.
С.Филлипов Маэстро

Сегодня я, в душе поэт,
хочу поздравить музыканта.
Давно уже сомнений нет
в его бесчисленных талантах.

Не раз воспрянул из огня
непобеждённой птицей феникс,
что очень радует меня
и вас, я думаю, не меньше.

Пусть бродит «одинокий волк»
под ветра вой и листьев шелест,
в минорной гамме зная толк,
на рифмы щедро раскошелясь.

Он лжёт, что «бродит невпопад» –
вполне владеет он собою:
«стреле, летящей наугад»,
не сдастся ни за что без боя.

В его стихах и скорбь, и смех,
напевен в жизни и на сцене,
поскольку лишь «движенье вверх»
по-настоящему он ценит.

Не раз взлетев над суетой,
он дерзостью сражает юной:
не крылья это за спиной,
а верный «ангел шестиструнный».

Не мало пройдено дорог –
«витков на жизненной орбите»…
«Маэстро, милый, дай Вам Бог»,
светло по-прежнему творите!

Справка: в кавычках строчки из песен С.Филиппова

Принято. Оценка эксперта: 18 баллов.

Во всю беспорядочность децибел
гремит над башкой динамик.
Как будто и не было ни «Любэ»,
ни Кадышевой с блинами.

Про утку плывущую воет квартет,
считая, что это красиво,
и терпит слушатель по доброте,
а нет бы рупор – фуксином…

Уже безразлично, что целый народ
покорно ныряет в отсталость.
Внимаешь певичкам – наверное, дронт
естественнее. Либо страус.

Но – больше скажу вам: я прихожу
туда, где мне путь прописан –
и снова резцами вагонку жуй,
фуксин разлив по канистрам.

Для ног эта музыка иль для рук –
критерии непонятны.
Когда интроверт, да ещё бирюк, –
свои в голове слонята.

На принудительный интерактив,
само собой, не клюётся.
Пришёл – фактически чтобы уйти,
в уме представляя колёса.

Какая там Мондрус теперь? Какой
ансамбль «Голубые гитары»?
«Дын-дын» из лакун выделяет гликоль
и давит на премоляры.

И кряква устала грести, как матрос,
бульонную муть Тисины,
и знамя карпатских лесополос
стирает закат в фуксине.

Принято. Оценка эксперта: 26 баллов.

Лезут со своими шоколадками,
хоть ползёт к двенадцати мой сахар.
Знаете – вы лучше пожелайте мне
совладать сполна с господним страхом.
Он же там начнёт, как командирша:
«Красные, да чёрные грехи…»
Я спрошу: а можно ли потише,
коль в моём коттедже без бахил?

Он мне как мешал до белки в бороду,
так определённо и продолжит.
Я уже забыл, как утро бодрое
посылает крокусам свой дождик:
сплю, пока не треснут половицы,
храпа больше должного впитав,
ну, а сплетни, будто жизнь подвисла,
как компьютер, – это клевета.

Сон способен показать мне родину
кайфа от прыжка в туман без троса.
Там не слышен звук ножа по противню.
Там за пепелац есть смысл бороться.
Это вам не дуть в очко свирели,
вечность коротая, как тюрьму.
Всплеску дофамина на согреве
я альтернатив не восприму.

Вот бы бабарих нагнуть всех раком – плюс
показать в прайм-тайм по зомбосвязи,
как я безбарьерным небом лакомлюсь,
отойдя от бреда и фантазий!
Сам себе и пастор, и теолог,
пёсьим резонатором напет, –
оставляю в пышных маттиолах
мутный свой свинцовый диабет.

Принято. Оценка эксперта: 26 баллов.