Около Макдональдса, быстро клюя снег, что-то искал голубь.
— У тебя есть хлеб? – спросила меня Полина.
— Нет!
Было холодно и у Полины посинел нос. Она мне тоже напомнила что-то птичье, напоминающее голубя.
Полина бросила ищущей птичке виноград, но голубь его не склевал.
Мы вошли внутрь Макдональдса, разделили чашечку капучино на двоих. Я мог бы купить себе отдельную кружку, но мне хотелось пить тоже самое, что и она. Я себе свою половину кофе отлил на блюдечко. Кофе сразу остыло и я его не допил.
Мы с подружкой еще никогда не целовались. Я ждал начало близости. Не знал, как к ней подступиться. Мы сфотографировались на фоне расписанных художником стен и стали обсуждать выставку «Мир тела», которая была путешествием в анатомию человека.
Я думал, надо уже расходиться, но не знал, поцеловать Полину или не поцеловать. Хотя был снег, но Полина была в обтягивающих чулках. Я хотел потрогать ее стройные икры и пожирал глазами ее ноги.
Около входа опять бегал голодный голубь и клевал снег.
— А может, у тебя все-таки есть хлеб? – спросила меня Полина.
— Нет, я не знал, что тут будет голубь, — сказал я.
— Ни у кого нету хлеба с собой? – спросила подружка у бомжей, которые стояли около входа в Макдональдс и что-то жевали.
— А ты спроси тама? Там полно хлеба у них! – посоветовала бомжиха со слезящимися глазами.
Полина пошла назад за хлебушком.
А я стал рассматривать голубя, он наклонил голову и смотрел на меня одним глазом. Он ясно понял, что я хочу его покормить.
Было видно, что он специально не отходит от входа и ждет, когда его кто-нибудь накормит. Это, видимо, был местный голубь.
Полина вынесла голубю румяную, жареную картошку, нарезанную ломтиками. Голубь стал ее клевать, клевал, клевал, но никак не мог расклевать. Куски картошки были слишком большими. Но голубь не сдавался. Он клевал, клевал, клевал, подбрасывал, теребил картошку, но она не влезала в его клювик. Он никак не мог ее расклевать и давился, брал в рот огромный кусок картошки и выплевывал его.
Тогда я поднял картошку с земли и размельчил ее на крошки.
Голубь набросился на крошки и стал их хватать клювом, быстро, быстро, одну за другой.
Но почему вокруг не было других голубей? Почему этот голубь был единственным у входа?
— А, может, это ручной голубь и ждет своего хозяина, который даст ему поесть? – спросил я.
— Все голуби знают, что люди их кормят, они все сообразительные, — сказала Полина.
А голубь опять стал пытаться склевать большие куски неразмельченной картошки.
Я еще раз размельчил ему еду, но… тут появилась кошка. Голубь убежал, прихрамывая.
— А кошку тоже надо покормить, пойду возьму ей еды, – сказала Полина и пошла в Макдональдс.
Когда Полина вернулась, кошки уже не было.
— А кошка оказалась глупой, она, в отличие от голубя, не дождалась, когда ее покормят, — сказал я.
— Ничего, по дороге найдем какую-нибудь другую кошку и покормим, — сказала Полина.
И мы пошли по дороге, смотря по сторонам, ища кошек.
А через десять лет я, проходя мимо этого Макдональдса, опять увидел голубя.
— Все повторяется, — записал я в блокнот телефона начало рассказа.
Но этот голубь сразу же улетел.
Тогда я стал ждать, что появится кошка. Хотелось бы, чтобы не было этих бесполезных десяти лет. Хотелось вернуть прошлое почему-то. Но кошка не шла. Не шла и не шла. Я подумал, если постоять здесь час, два, день, неделю, месяц, то тогда, может быть, кошка придет, как и в прошлый раз. Как и в прошлый раз. Но Полины все равно не было уже со мной. Мы расстались так и не поцеловавшись. И не пощупал я ее икры. Где она сейчас – я не знаю. Она, наверное, тогда была помешана на этих кошках, потому что у нее не было парня, а я этим не воспользовался, и уже никогда не смогу. Снег черный таял, жить не хотелось, вокруг была черная грязь. Сидели бомжихи, но уже другие. Полина может быть и хотела со мной затусить, но я не понял. Я постоял, постоял. Может быть, все можно было бы вернуть на круги своя, если бы здесь была Полина, но где она – я не знал.