— Вер, у меня с желудком что-то и знобит – по-детски занудил Груздев. – Съезди к Вере Павловне без меня, а… Китя… А я и кофе сготовлю… Верку Груздев побаивался.

Оба сидели за столом молча, трепыхаясь ложечками в фарфоровых чашках. Первым не выдержал Груздев – Вер, ну правда знобит и живот вот…

— Груздев, ну ты и сука, — Верка зло отодвинула чашку. Значит и не е..шь и на дачу не едешь? — Кофейная гуща выплеснулась и теперь медленно текла к Груздеву по стеклянной икеевской столешнице.– Тебя же Светка на даче ждёт. Твоя дочь кстати. Сука дратххар, сидящая под столом, скосила глаза к носу и, усердно чавкая, пыталась слизать сладкую гущу через прозрачный стол.  — А сумки кто до электрички поволочёт. Пушкин? – Верка суматошно теперь моталась по квартире собирая сумки. Вызвала такси, выудила у Груздева из портмоне банковскую карту.

– …Хоть от козла молока – донеслось из прихожей.
– А собака?… – в безнадёжную пустоту крикнул Груздев.
– Довезёшь, если охота… — донеслось с лестничной площадки. Зло клацнула разбитым французским замком входная дверь.

Груздев закурил и теперь внимательно рассматривал, как коварное пятно зло принимает очертания известного органа. – А может и отрастёт… до понедельника… Время есть, всяко бывает… Схожу вот в Пантелеймоновскую, свечку поставлю. За здравие.  – Груздев сел на подоконник, выпустил в задорный тугой утренний воздух голубую струйку дыма и, теперь обшаривал беспокойным глазом двор колодец: — «Пусто. Рано ещё. И чего её в такую-то рань на дачу понесло…»

В окне на третьем, неловко прикрывая рукой натруженное место, к окну подошёл тип и, задумчиво глядя куда-то поверх крыш, захлёбываясь, наспех, докуривал жадными глотками сигаретку. – «Торопиться, гад, — не зло подумал Груздев – «силы собирает…» — Тип заметил Груздева, выщелкнул окурок в форточку и с силой задвинул шторы… Груздев заскулил: казалось десятки плотно задвинутых штор за окнами флигелька враз вразнобой заколыхались в такт любовным фрикциям обитателей двора колодца.

Груздев нервно, по-быстрому докурил, оделся и вышел в прозрачное звонкое не истоптанное утро.

Промотав себя часа три по городу и выпив в двух-трёх знакомых подвальчиках пива Груздев так и не продвинулся к решению проблемы и более того, стал замечать у себя несвойственный раньше характерный жест левой руки, как у Ботичелевской Венеры… Более того, Груздев заметил, что теперь, обычный, случайно брошенный женский взгляд стекал с него, как вода с навощенного паркета, не задерживаясь на нужной выпуклости: — «Чуют…» — томился Груздев. Отдуплился  напоследок на скорую руку в ближайшем к дому баре двумя неродными пива по ноль пять, поднялся к себе на третий и, как был в одежде, рухнул на диван в прихожей и, не выключая света вырубился.

Разбудил Груздева настойчивый звонок в дверь. – Кого чёрт принёс, — Груздев очумело тыркался заспанным глазом в дверной глазок:  искаженный оптикой на Груздева   таращился огромный нос на маленьких ножках с крохотными по крысиному сложенными на животе ручками. Нос зло давил пипку звонка и клевал глаз Груздева: – Ты, кто. – Отшатнулся Груздев.  — Почта России. Заказное гражданин примите… – гнусавило за дверью. Груздев открыл: шапокляк одним глазом тырчась в бланк, другим, с коммунальной сноровкой обшманывала квартиру за спиной Груздева: долго таращилась на большие буйволиные рога торчащие из бордовой подушечки над ковром в холле, елозила по старинному комоду палисандрового дерева, высоченному, под потолок, зеркалу в стиле модерн и, упёршись во внимательный волчий глаз груздевской суки, понятливо перекинулся на самого Груздева и, охнув, тупо уставилась в пах Семёна.