История любви и брака египтянина и русской девушки. Взаимодействие двух разных миров – вне политики и религии.
——————————————————————————————
«Всё проходит. И это больнее самой глубокой тоски, – думала, стараясь не плакать, синеглазая Света. – Минет время… Я переболею нежданной-незваной любовью и стану удивляться этому происшествию. Зачем сердца загораются, если счастье исчезает, не успев появиться?»
«Ты испытала не счастье, а буйное сумасшествие», – шептал издалека потерявшийся в пути разум.
Ее вьющиеся русые волосы, одежда, кожа еще пахли пряностью Красного моря и особым ароматом Египта: пустынными травами, солеными жаркими ветрами, девственным африканским простором.
На правом запястье блестел подаренный Айзетом золотой браслет, а в ушах продолжало дрожать эхо его прощальных слов: «Возьми, никогда не снимай. Это – твоя память обо мне».
Перед самым отлетом он попросил протянуть руку и поспешно защелкнул простой замочек.
«Подделка, в крайнем случае – позолота. Египетские хитрецы умеют производить впечатление», – кивнула на подарок ее попутчица. Потом с недоброй иронией посмотрела на Айзета и сказала: «У них тут все – жены с первого взгляда». Но золото оказалось подлинным.
Вечерний аэропорт гудел разноязычной речью.
Айзет молча стоял за первым разделившим их ограждением. В глазах, словно пламень, билась темнота боли.
Как только Света исчезла из поля зрения, начались короткие телефонные сигналы, обозначая его присутствие рядом.
Потянулись мучительные предвзлётные минуты. Еще оставалась возможность вернуться… Но нужно было найти в себе силы сесть в самолёт.
Неудержимо текли слёзы. Из цветущего рая Светлана перемещалась в глубокий, темный колодец петербургского декабря…
Наконец, взлёт уничтожил шансы убежать из аэропорта.
Огромная луна заглянула в иллюминатор и пробудила новые надежды на счастье.
***
До встречи с Айзетом Свету не привлекали арабы. Смешение белого с черным казалось чем-то непонятным и невозможным.
«Все мы так думаем до поры, до времени, – предостерегали подруги, – только однажды попадаем впросак. Даже самые красивые и счастливые из нас голодны до романтики, а египтяне – дамские угодники по призванию. Их ухаживаниям трудно противостоять. Европейские мужчины придают словам больше значения, чем египтяне, и обычно скупы на них. В том, что касается истинных чувств, они стеснительны и замкнуты, зачастую считают выражение ласки не достойной себя слабостью. Арабы, напротив, умеют, как никто, писать любовные письма и говорить нежности. «Моя королева, жизнь моя, ты – лучшая!» – может сказать почти каждый… почти всякой встречной». Но Света полагала, что с арабами связываются те, кому не хватает любви, внимания или мужской силы на родине. У кого не складываются отношения с соотечественниками.
Она видела, что молодые египтяне искренне и высокопарно выплескивают горячие чувства на всех белых женщин. А когда любимые «хабиби»* уезжают, быстро забывают свои страсти и начинают не менее душевные романы с новыми европейками.
Конечно, порой случались исключительные истории. Например, со Светиной приятельницей – ветеринаром Оксаной.
Убиравшийся в ее номере юноша каждый день оставлял на подушке живые цветы. Когда он узнал, что девушка улетает, то выложил ее ночную рубашку в форме сердца, а полотенца вокруг свернул фантастическими птицами и засыпал лепестками красных цветов. Сердце Оксаны дрогнуло, и она стала женой египтянина. Однако через год счастливого замужества загадочная русская девушка сбежала на родину.
«Почему она меня бросила? – убивался Мизо. – Я всё для нее делал, и видел: она была со мной счастлива! Почему она уехала в холодную Россию? Чем я и моя страна ей не приглянулись?»
Всё было просто: время экзотики, красивых ухаживаний и первых восторженных ночей быстро закончилось. Оксана поняла: жизнь с Мизо для нее невыносима.
В Египте сильна кастовость, и различные слои населения почти не соприкасаются.
Арабы любят светлые волосы и белую кожу, но, главное, – женясь на иностранках, они повышают свой социальный статус. Для женщин всё оказывается наоборот. Жена такого парня, как Мизо, даже если это образованная русская девушка, может общаться лишь с родней, несколькими приятелями мужа и их женами.
У супруги профессора или крупного бизнесмена круг знакомых не значительно шире. Существуют престижные районы, в которых есть всё, необходимое для того, чтобы жены богатых людей не выходили за пределы этих владений. Это золотые клетки, напоминающие поселения советских дипломатов времен холодной войны…
Оксана не смогла принять ислам и подчиниться чужим традициям, не смирилась с необходимостью постоянно носить хиджаб* и сидеть дома.
Арабы любят покорных жен. Но не каждой женщине под силу признать, что ее место – на кухне, и подчинится не только живущему по законам шариата мужу, но и его матери.
Вечерами молодая жена ждала Мизо на скромный ужин, пока тот курил с приятелями кальян, и оплакивала утраченные возможности.
Для настоящей любви не существует преград. Но любовь Оксаны не выжила в чужой стране.
Подобных историй известно немало: В Египте ощущается недостаток женщин, а русские тоскуют по теплому морю. Кроме того, у многих арабов недостает денег, чтобы платить калым и делать предсвадебные подарки соотечественницам, а значит, тема брака и любого общения с женским полом для них закрыта. Как же им не мечтать о дипломатичных, красивых и влюбчивых россиянках, которые у себя на родине зачастую страдают от нехватки внимания и ласки…
Однако возле Светы всегда клубились воздыхатели. Симпатичная, фигуристая, коммуникабельная и веселая, она работала в Петербурге организатором праздников.
Светлана отправилась на Красное море в весьма удручающем состоянии – после перенесенного в осеннем Питере тяжелого воспаления легких.
Было больно говорить, словно в груди ворочался рассерженный ёж.
Но уже через день, проведенный в египетском климате, ей стало легко дышать, а через четверо суток Света почувствовала себя здоровой и полной сил.
Египтяне и те, кто приехал в Египет жить, никогда не болели.
***
Айзет работал в отеле. На рассвете мыл бассейн, а с девяти до семнадцати, – до заката, – следил за порядком на пляже: раскладывал матрасы по лежакам, менял туристам мокрые полотенца, собирал стаканы из-под напитков.
Едва касаясь, он перебирал пальцы нежившейся на солнце Светы, чтобы та открыла глаза.
Большие сильные руки, быстрая походка, легкая кривизна ног, красивая форма губ и полуэльфийские, – чуть вытянутые вверх, – уши напомнили Свете былую любовь – голландца Стефана.
Девушка давно не скучала по Стефану, не вспоминала его. Они расстались тихо и безболезненно, не выдержав тьмы расстояний и несхожести образов жизни.
Сперва Света удивлялась, рассматривая тридцатитрехлетнего араба как чудо природы: обладавший европейскими чертами лица и темной кожей, Айзет был черноглазой копией пепельного блондина. Чуть меньше ростом, но тоже высокий, он улыбался схожей улыбкой. Свете казалось: она встретила знакомый озорной блеск глаз и легкий, задорный, добрый характер.
«Очевидно дальнее родство, – улыбалась она. – Десять тысяч лет назад сюда пришли белоликие голубоглазые люди, – наши прапредки, – и создали государство Египет. Они принесли культуру и науку, поставили Великого Сфинкса и Великие Пирамиды. Известны общие с египтянами боги: бог Солнца Ра, которому поклонялись в доисторические времена, или, например, Бабаи – дух Мрака. Непослушных детей до сих пор пугают «бабайкой».
Наверняка существовали смешанные браки. Здравствуй, арабский брат!»
Айзет много шутил, стараясь привлечь еще больше ее внимания.
Незаметно для себя Света забыла о Голландии и стала безотчетно любоваться арабом. Они подолгу глядели в глаза друг другу. Казалось, каждый пытался приоткрыть тайну: что хранится в душе чуждого, но завораживающе симпатичного существа?
На пляже Айзет тяжко вздыхал, оглядывая ее полуобнаженную фигуру:
«Ты очень красивая». – «И ты красивый», – с чувством выпалила однажды Света. «Я?!» – удивленно воскликнул тот. Туристки не баловали его вниманием: он был старше остальных, казался им угрюмым и для своей страны нетипичным.
Света с удовольствием позировала Айзету перед камерой, принимая кокетливые позы и меняя наряды. Переодеваясь при нем на морском ветру, Светлана считала это естественным: ведь на пляже она каждый день представала перед арабом в открытых купальниках. Но вне пляжа Айзет смущался, отворачивался и замирал, прикрывая глаза, что безмерно умиляло Свету. Уже в одном этом сказывалась разница культур: вид Светланы в бикини оглушал его, как удар топора.
Они объяснялись с помощью полутуземного языка: смеси трех десятков слов из английского, русского и немецкого, а так же выразительных жестов и гримас. После каждого маленького прикосновения и рукопожатия в ее ладони оставалась конфета или флакон духов. «Фокусник-волшебник», – смеялась она.
Поистине, Айзет не был типичным египтянином. Возле Светланы он зачастую терял дар речи и безмолвно, завороженно взирал на нее, словно влюбленный русский. Совсем не говорил о чувствах. Лишь однажды вечером позвал подальше от соратников и туристов, к самой кромке неспокойного моря, и под шум набегавших на берег волн смущенно прошептал: «Я люблю тебя, Света. А ты?»
Для того, чтобы осознать любовь в собственном сердце, Свете требовалось много времени. Но тогда… Глядя на покрывшиеся багрянцем смуглые щеки Айзета, она ответила искренне и быстро, замирая от трепетности момента: «Я тоже люблю тебя. Очень-очень».
Это чувство, – внезапное и необоримое, – сразило ее, как солнечный удар…
Он приглашал ее гулять вечерами, а она, – не готовая к резким поворотам в отношениях, – не выходила. И утром все повторялось снова: проникновенные приветствия и долгие взгляды.
Дрожавшими руками Айзет первый раз натер Свете спину маслом для загара…
Потом девушка искупалась и с блаженством растянулась на солнце, вдыхая запах разогретой морской соли. Задремала, но внезапно ощутила на губах страстный поцелуй. До сих пор незнакомые, но родные губы Айзета – мягкие, сладкие… И с жаром ответила ему.
Жизнь разделилась на «до» и «после». Они всего лишь поцеловались, но в раскаленном мозгу пульсировал вопрос: «Как теперь жить?»
***
Вернувшись в Петербург и пытаясь включиться в работу, Света вновь и вновь обнаруживала себя витающей в блаженных грезах. Вместо того, чтобы решать накопившиеся деловые проблемы, она старалась поудачнее сфотографировать себя на телефон и отправить Айзету по интернету. Ничего, кроме его образа и его сообщений, не хотела видеть…
«Что тебя ждет с ним, глупая? – пытались образумить ее подруги. – Он – араб. Он может как тебя полюбить, так и других, которые приедут вместо тебя. Надо проще к этому относиться».
Одна из них изрекла: «Когда я приезжаю туда к своему – я его королева, лучше меня нет. Когда уезжаю – меня не волнует, что он делает».
Многие соотечественницы проводили все свои маленькие и большие отпуска в Египте. Их отельные мальчики менялись всякий сезон. Сперва каждый из них красиво ухаживал, потом пытался перебраться на роль альфонса.
Работающие в курортных городах египтяне понимали, что россиянки добры, отзывчивы и наивны, поэтому без стеснения вещали им про больных или только что умерших родственников и разнообразные беды.
«Всегда одно и то же с этими арабчатами, – слышалось отовсюду. – Не бери в голову».
Жизнь в Египте была недорогая, и квартира в Каире стоила раза в три меньше, чем в Москве. При этом, как в маленьких городах России, зарплата редко превышала сто пятьдесят долларов, и было трудно найти перспективную работу.
Эти обстоятельства толкали египетских ребят в туристическую отрасль, где зарплаты повыше, а при определенной сноровке можно хорошо подработать.
Почти каждый труженик курортного города имел приятный бизнес: у каждой обольщенной женщины старался выудить сотню долларов.
Так жило большинство, но не все.
Гордый, вспыльчивый, честный Айзет избегал занятия, называемого «литэл-бизнесом», и денег у него было мало. Он пользовался старым, неспособным выходить в интернет телефоном, и теперь для связи со Светой одалживал гаджеты у друзей. «Фейсбук» фиксировал: все выходы в интернет совершались с разных устройств.
Он никогда не делился своими трудностями, напротив, – выказывал силу и состоятельность. Света лишь догадывалась о том, что, живя глуши с матерью и шестью младшими братьями, добрый Айзет многого не мог себе позволить. У него не было ни своего жилья, ни машины.
Когда он уезжал из отеля домой на выходные, Света с радостью констатировала, что любимый открыт и искренен: подключенный к «Фейсбуку» спутник невольно отображал на экране все передвижения Aйзета.
Это стало ее утешением: обернувшись пледом внутри заснеженного дома, рассматривать маленькие поселки в долине Нила: «Здесь живет его семья, а туда он ходит в гости к друзьям и в «кафе-шоп».
***
Минул месяц, но африканское сумасшествие, схожее с тяжкой болезнью, не уходило. Сердце сбивалось с ритма и бешено трепыхалось при взгляде на телефон. Если он молчал более получаса, тоска будто размазывала Свету по стенам. Наваливалась апатия, всё валилось из рук.
«Телефонный сигнал – как прикосновение. Любимый человек берет в руки устройство, которое ты тревожишь, и повторяет твои действия…»
Несколько раз в час на экране появлялся портрет Айзета в красной «арафатке», и Света, плача, будто смотрела в глаза своего египтянина. Диапазон эмоций зашкаливал: из ощущения райского счастья она низвергалась в глубокую хандру и обратно. Казалось: дышать можно лишь через телефон: далекими страстными веяньями.
Хотелось кричать: «Загадочное, всемогущее солнце любви! Быть может, когда-нибудь ты спустишься за горизонт. Но как выжить, пока ты безжалостно жжешь меня?»
Если неудобно было говорить, Светлана со словарем в руках расшифровывала неграмотные строчки из переписки. Автопереводчик не знал программы «английский курортный» и не справлялся с переводом писем Айзета. Любимый
кое-как говорил на пяти языках: он устно учил их на улице, для простой работы с туристами. По этой причине Светиных писем не понимал, а свои писал, игнорируя падежи и времена, знаки препинания и пробелы. Путал и пропускал буквы. Света отчаивалась: не то перед ней просьба, не то вопрос. То ли Айзет говорит о чем-то «нашем» и «о нас», то ли сообщает, что не любит, а использует.
Ранил каждый пустяк: «Как больно… рушится мир… и давит арабский браслет. Начинаю снимать его. Но руки дрожат, не слушаются…
Тут же – звонок: «Я скучаю». И все становится на места. Понимаю: он не мог нарочно меня обидеть».
Каждая письменная беседа кончалась ее слезами и его звонком: «Я люблю тебя… ах, как люблю… Ты – мой хозяин».
Не в силах объясниться и потеряв терпение, Айзет писал длинные строчки непереводимой арабской вязью.
Единственно важным в подлунном мире Светлане казалось то, что в текущий момент Айзет пытался до нее донести, но они катастрофически не понимали друг друга. С ней были только его голос, его присутствие и внимание. Это – много для влюбленного сердца. И все-таки, желая узнать о нем больше, Светлана однажды спросила: «Почему ты никогда не пишешь мне о своей жизни?»
Айзет не воспринимал вопросительных предложений и понял ее слова как «никогда мне не пиши, это – не жизнь». Потом последовал вечер отчаянных объяснений, которые снова свелись к общедоступным словам: «люблю», «скучаю», «всегда», «моя королева» – «мой король».
С тех пор Света писала любимому лишь самые тривиальные фразы.
***
В Египте существует восемь языков. Света сокрушалась: ей никогда не понять ни единого. В чем же состояла ее любовь к египтянину? В одной лишь страсти? Нет. Если ты ощущаешь человека своим, самым близким… то зачем, в сущности, слова и пустая болтовня? Быть может, так даже лучше: меньше глупостей произнесешь вслух… Но русская душа продолжала петь.
«Не опьяняй напрасною мечтою,
Не возноси над бренною землёй…
Живут в твоем прекрасном изголовье
Немые тайны неги золотой.
И в раскаленном мареве пустыни,
Как старый жрец на ветхом полотне,
Ты видишь паутину слов и линий,
Ты слышишь песни, скрытые во мне.
А я бегу, бегу через кордоны…
Бегу к тебе… Но вижу: всё пустое…
Лишь горизонт и цифры телефона
Остались в утешенье нам с тобою.
Клубится вечность в синих небесах,
Рождая вязь диковинных сказаний.
Мне не забыть любви в твоих глазах…
И не достичь твоей заветной грани.
***
Из книг по психологии Света знала: стихийность любви – лишь иллюзия. Мы всегда влюбляемся в нужного нам человека, хотя не понимаем, зачем.
В любви существуют два жанра: взаимообогащающие отношения зрелых личностей и зависимые отношения, которых в мире большинство и которые являются следствием нерешенных внутренних проблем каждого.
Последние помогают людям справляться с комплексами, неврозами и слабыми сторонами характера.
Партнер бессознательно используется как душевный костыль, отчего получается зависимость, подобная наркотической.
Опасная западня в таких отношениях – ощущение, будто твое счастье зависит не от тебя, а от любимого существа.
Спровоцировать влюбленность могут невинные пустяки: запахи, манеры, безобидные предметы одежды встретившегося человека. Причина кроется не в наших генах, как зачастую кажется, а в тайных глубинах души. Когда мы внезапно видим, слышим или ощущаем нечто, что нам безумно нравится, в подсознании взрывается глубоко заложенная бомба.
То, что случилось в нежном возрасте между пятью и восемью годами, и прочие детские впечатления – бездонный колодец, из которого возникает основная часть личности.
Все люди являются жертвами своего раннего сексуального запечатления или, как говорят сексологи, своих «карт любви». Это – отметины боли и удовольствия, оставленные в подсознании членами семьи, друзьями детства и случайными знакомыми. Настолько глубокие, что непрестанно гноятся в забытых трещинах души и кровоточат, если к ним прикоснуться.
«Карты любви» присущи людям, как лица, тела и умы. Без них на свете не было бы ни влюбленности, ни брака, ни продолжения рода.
Мучаясь вопросом, каковы причины скрутившего ее любовного недуга, Света припоминала свои детские раны и наткнулась на поистине неизгладимое впечатление.
Лет в шесть или семь, теплым сентябрьским вечером, она отправилась с мамой в магазин за арбузами. Стояла длинная очередь, Света раскапризничалась и была отослана погулять на близлежащий пустырь.
Светленькая, румяная, одетая в короткое розовое платьице и бордовую кофту, она прыгала через ямки и собирала красивые камешки, как вдруг увидела рядом молодого темноволосого мужчину. Он ласково улыбался, и девочка улыбнулась ему в ответ.
У незнакомца оказалось сложное, необычное имя на букву А…
Они разговорились о житье-бытье, как давнишние друзья, и Света пожаловалась, что дома ее, наверно, не любят: бранят, не играют с ней.
На самом деле ее родные были сдержанны в чувствах, и нежной впечатлительной девочке остро недоставало ласки. Говоря об этом, малышка едва не расплакалась.
«Садись ко мне на коленки», – сказал отзывчивый человек. Должно быть, он скучал по своей дочурке или только еще мечтал о ней.
Они вместе уселись на деревянный ящик из-под овощей, – так как скамеек на пустыре не было, – и мужчина качал Светлану, гладил огромными жесткими руками ее кудряшки, напевая протяжную нерусскую песню, и умиленно перебирал детские пальчики.
Его смуглая кожа чудесно, незнакомо пахла. Его розовая рубашка была шелковистой и приятной на ощупь.
Света почувствовала себя очень счастливой. Но внезапно всё кончилось.
Мама вышла из магазина и подумала, что к дочке пристал маньяк. Разразилась некрасивая, страшная для Светланы сцена…
Девочка кричала «нет» и заливалась слезами. Мистер А с горечью глядел ей вслед…
После этого Свету долго ругали и никогда больше не одевали в короткие платья. Она ходила в брюках, как мальчик.
Но главное, ее преследовала острая боль разлуки… Она годами искала на улице розовую рубашку, с надеждой заглядывала в смуглые лица… И постепенно забыла его. Так казалось… Однако все, кому Светлана симпатизировала, неуловимо напоминали мистера А – внешностью, характером, запахом тела…
И вот неожиданно появившийся смуглый Айзет легко коснулся ее пальцев… подарил косметическое масло с понравившимся некогда неведомым ароматом… попав тем самым в глубочайшую трещину ее души. Сработала спрятанная доселе бомба. лишив Светлану здравого смысла.
Запутанные «карты любви» соединили две противоположности и обрекли их на разлуки.
Ход событий напоминал Свете беспросветный замкнутый круг…
***
Египетский браслет на ее руке не давал покоя коллегам.
«Даря женщинам золото, арабы искупают интимные грехи перед Аллахом», – злословили они.
Однако в понимании Светы никаких грехов за любимым не водилось: Айзет лишь гладил ее волосы, держал за руку и несколько раз поцеловал.
«Невинный поцелуй для египтян – штука серьезная, после него честный человек обязан жениться. Конечно, это относится к их соотечественницам. Тебя не касается. Твой Ромео был уверен, что ты вернешься вместе с браслетом. Он добьется тебя, а после продаст в гарем как наложницу, – сказал один из сотрудников, музыкант средних лет. – Араб не может тосковать о снежной королеве, это – сказка. Подобное случилось лишь однажды, когда Петр Первый арапа женил. Да и то – арап был воспитан в русском духе. Арабы вообще – в нашем понимании – не умеют любить. Свернуть ради тебя горы – это совсем не мечты их любви, а простая ловушка. В чем-то они блефуют, где-то подключают друзей.
Всех молодых, красивых мусульман специально учат искусству обольщения и платят им за это хорошие деньги. Потому что существует программа: перетянуть всех женщин мира в ислам».
«Вы начисто отказываете египтянам в красивых, благородных чувствах?» – удивилась Света. – В России тоже немало злоумышленников, но разве все русские – потенциальные жулики и преступники? А еще много женщин легкого поведения, и что – все россиянки такие?»
«Я не собираюсь об этом спорить, – отрезал собеседник. – Предупрежден – вооружен».
«Понятны были бы обманы ради туризма, для прибыли страны. Но в ислам… – усомнилась Света. – Какие из русских мусульманки? Да, мы мечтаем быть, как написано в исламских брошюрах, драгоценными и оберегаемыми, почитать любимых мужчин и не спорить о предназначении полов. И всё же привлекать нас в ислам – дело безнадежное.
Наши мужчины просто ревнуют к арабам: россиянки стали уделять им много внимания. И на то хватает причин. Кто способен, как Айзет, вот так просто подарить золото понравившейся женщине? Кто способен искренне, открыто и не банально восхищаться ею? Мало кто… А выглядеть героями хотят все».
***
Фотографии Айзета отражали его измученное бессонницей и беспричинной ревностью лицо. Возле глаз и на лбу собирались морщинки.
«Разве может такое случиться из-за религиозных или коммерческо-гаремных программ?» – вздыхала Света.
Говорят, если очень хочется верить в любовь, то поверишь. Но разве можно подделать едва сдерживаемое горе и безмолвную нежность? Они не имеют национальности. Они – часть седой вечности, дремлющей в настоящих любовных тайнах…
«Люби, покуда любится. Время рассудит, – решила Светлана. – Если на тебя падает счастье, нужно им наслаждаться».
***
Однажды Айзет позвонил рано утром и учинил истинный допрос.
«У тебя в друзьях на «Фэйсбуке» есть хозяин отельного магазина, – сказал он. – Постоянно ставит сердечки на твои записи и фото, комментирует их. Почему? Что у тебя с ним?»
«Ничего, бог с тобой, – растерялась едва проснувшаяся Света. – Я покупала у него подарки для родных и ежедневно здоровалась. Его магазин был неподалеку от моего номера. Он спросил, как меня найти на «Фейсбуке», и я рассказала».
Тридцатипятилетний Хасан был симпатичным, воспитанным человеком с университетским образованием, преподавателем французского языка, – который Света так же изучала в вузе, – и католиком по вероисповеданию*. Они часто говорили об архитектуре востока, о храмах и музеях, об истории Египта.
Хасан рассказал многое, чего не было ни в книгах, ни в Интернете. Это было интересное знакомство, от которого она не имела причин отказываться. Однако, уже зная ревнивый и категоричный характер Айзета, Светлана промолчала, заверив любимого, что это «просто интернет-страница».
«Плохо, – подытожил Айзет. – Скажи, ты говоришь правду? Точно – правду? Нет, Света, ты лжешь. Теперь я – только твой друг. Ты будешь моей сестрой. Ты – хулиган. Я больше не целую тебя».
Девушка обессилено бухнулась на кровать. Державшие телефон руки задрожали, изнутри ошпарила боль. Как так – «сестра»? За что?
Мир снова рушился. Казалось, что Айзет никогда больше не позвонит… Он уже прощался, говоря: «Света и Айзет – финишь…»
Светлана, как в детстве, закричала «нет»… и тут же выпалила бестактности, вертевшиеся долгое время на языке: «Я хочу в Хургаду, хочу быть с тобой всегда. Ты хочешь стать моим мужем?»
Айзет был поражен услышанным и несколько раз переслросил.
«Сумасшедшая женщина, – мрачно ответил он, наконец. – У тебя в Петербурге есть работа. Ты знаешь, какая у меня зарплата? Мне не хватит на тебя денег. Нужно кушать и снимать отдельную квартиру: сейчас я живу вместе с Идрисом – он работает в нашем отеле. Нужны деньги на самолет и на множество мелочей. Нет. Я могу быть только твоим другом. Я очень люблю тебя. Но ты не знаешь, что такое Египет. Не надо тебе сюда. А мне не надо в Россию».
Свете показалось, что на нее упала стена, придавив бетонными плитами. В глазах потемнело, пропали все желания, порывы и чувство ответственности… Жить стало незачем.
«Айзет был той самой нелепой зависимостью, так называемым душевным костылем непонятного назначения? – вспомнила Света книжку по психологии. – Когда кажется, что счастье зависит не от тебя самой, а от твоей половинки…
Но как быть, если без него хочется умереть?»
Мстительный араб сразу добавил в друзья на «Фейсбуке» самых красивых женщин из числа ее русских знакомых.
До того он заходил на сайт лишь ради Светланы, внимательно следя за каждым ее действием, подсчитывая часы ее сна и работы. Часто писал о любви, отправлял сердечки и свои фотографии.
Теперь он молчал и, очевидно, слал комплименты новым виртуальным подругам, – любопытным, в Египте не бывавшим и наверняка покупавшимся на внимание необычного красавца. Новые фотографии он опубликовал на стене, чтоб видны были всем.
Света долго плакала и в итоге забылась тяжелым сном.
Следующим утром вновь пришло сообщение от Айзета: «Я скучаю…» – Будто не было убийственной тишины в течение суток.
Снова – в один миг – выросли крылья, но Светлана безмолвствовала. Следом пришло письмо: «Хабиби*, если ты правда хочешь быть моей женой, мы можем это обсудить. Я хочу быть твоим мужем. Но я не могу обмануть тебя, не могу сделать тебе плохо. Я так же не могу ссориться с родственниками. Я отвечаю за семью».
Айзет здраво оценивал ситуацию, но, поразмыслив, не нашел иного выхода, кроме брака. Его хабиби была воспитана в других традициях, однако не хотела становиться ему приезжающей любовницей. А потерять ее казалось немыслимым.
Ревность тут же забылась. При всей генетической склонности арабских мужчин ко лжи и многоженству, в отдельных случаях они умели кипеть подлинными возвышенными страстями и хранить верность. Недаром египетская любовь уносила белых женщин в поднебесье и спустя годы вспоминалась как самая сильная… Причиной тому были не выдающиеся интимные способности, а мощные чувства и их открытое выражение.
Светлана задавалась вопросом, зачем ей этот странный неравный брак. Безусловно, играли роль мечты о вечном лете, здоровом климате, о жизни без хронического насморка и прочих издержек родных мест. Сказывалась и жертвенность русского характера. Но главное – она не представляла свою жизнь без Айзета. Не могла иначе. Как в песне…*
«Ты – мое сердце, ты – моя душа», – повторяла она, совершенно забыв, что всю сознательную жизнь лучшими считала родных славянских мужчин.
Теперь никого, кроме любимого египтянина, для нее не существовало.
***
Впервые в жизни Светлана благословляла свою бедность: благодаря ей не было повода подозревать Айзета в корысти. Она не владела недвижимостью и автомобилями, не имела сбережений и даже банковских карт, так как работала по договорам и получала наличные деньги.
Она вышла замуж скромно, втайне от друзей, без одобрения близких…Но лишь оформив документы, немного забеспокоилась: как примут ее арабские родственники? Она не похожа на египтянку и не будет принимать ислам. Что же получается: влюбляешься в человека, а дело приходится иметь с его семьей, с его страной и религией….
Египтяне высоко ценили свою принадлежность к клану: их благополучие, благосостояние, а иногда и жизнь зависели от родственных связей. Асабия – одно из главных средств регулирования общественных отношений. «Береги свою семью, иначе она погубит тебя», «большая семья подобна соли, без нее не обойтись», – говорили народные пословицы.
Счастливый Айзет успокоил Свету: он был старшим ребенком в семье и заботился о родных, как отец, поэтому имел право сам выбрать себе жену. Его слова были для родственников законом.
***
Они крепко пристегнулись к жестким, отделанным красным кожзаменителем креслам. Маленький теплый аэробус, тесно заполненный возбужденными предстоящим путешествием пассажирами, ощутимо встряхнуло. Потянулись цепочки огней внизу.
«Господи, помоги пилотам и сохрани нас», – прошептала Света, сжимая теплые руки любимого мужа.
Потихоньку светало. Сперва в иллюминаторах появился сизый рельеф облаков – словно лесной ковер или бескрайняя волнующаяся тайга. Потом забрезжила полоска восхода и выплыло розовое солнце нового райского дня. Осветило облака, сделав их похожими на слой взбитых сливок.
Наконец, Хургада дохнула в лицо теплым воздухом. Из морозного Питера молодые супруги попали в африканские плюс двадцать семь.
Ликующая Светлана выходила из аэропорта туда, где ей предстояло счастливо прожить остаток жизни, родить и вырастить детей.
«Здравствуй, вторая Родина», – торжествовала она.
И вновь – доллары, фунты, песо… За окном машины замелькали низкие, лохматые, низко склоненные к земле деревца, похожие на можжевельник, и русскоязычные вывески: «Миша маркет», «Чувак», «Алеша хлопок», «Дом хлопка Каркуша», «Ахмедушка», «Экскурсии – экономно и весело».
На миг вспомнились рассказы о похищениях и гаремах. Появились сомнения: как она уживется с Айзетом?
Но муж привез Свету в аккуратную съёмную квартирку, расположенную недалеко от пляжа, магазинов и наполненную приятными мелочами. Начался медовый месяц… Сбылись самые заветные мечты, и эйфория затмила весь мир.
Они жили душа в душу. Обнимались каждую минуту, что находились вместе…
По утрам, уходя на работу, Айзет шептал сладко дремавшей Свете: «Моя любимая».
Просыпаясь, она зачастую находила на подушке золотые колечки, цепочки, серьги… и замирала от восхищения.
Потом она готовила обед: русские супы, салаты и гарниры с мясом, которые приводили мужа в восторг. Постепенно училась стряпать египетские блюда.
Днем Света прогуливалась на ближайший пляж, где работал друг Айзета – Самир, – неразговорчивый, высокий, круглолицый парень.
Муж требовал, чтобы Света ни с кем, кроме этого человека, не разговаривала. «Самир, как брат, будет беречь тебя», – внушал он.
Светлане, до сих пор общавшейся с широким кругом людей, навсегда замкнуться в маленьком личном мирке было трудно. Выручали интернет и русский телефон, по которому полчаса в день можно было беседовать с Питером.
Кроме того, ей пришлось носить хиджаб* и в отсутствие Айзета купаться в одежде. Света не протестовала, понимая, что для ее собственного спокойствия нужны меры предосторожности.
На фоне сказочного брака мелкие затруднения выглядели неважными.
Полгода Света жила, словно в раю, не веря самой себе: бирюза Красного моря за окном… Ломаная линия дымчатых гор на фоне заката… Ставший ее дыханием Айзет. Ее добрый, тактичный, ласковый муж – ее волшебная песня…
По поводу вероисповедания Айзет не давил и сам не отличался сильным культовым рвением: к тридцати трем годам не имел и намека на молитвенную шишку* забиба* – темное пятно посредине лба от частого моления, считающееся у мусульман признаком особенного благочестия. Тем не менее, после эмоциональных фраз он прибавлял «Аллах» – в случаях, когда многие русские произносят непечатные выражения.
Частое упоминание Аллаха вновь вызывало у Светы мысли о прародине…
«Ты знаешь о том, что «Ал», «Ала» было одним из названий Всевышнего в древнеславянском языке, – сказала она Айзету. – И вот теперь… «Ал-лах» – имя Всевышнего в исламе. Ал-тарь – ритуальное место поклонения высшим силам… у всех. Ала-тынь – священный камень, который почитался до христианства. По древним преданиям, он расположен в центре мира, на острове Буяне* – то есть в Балтийском море. «Ал-тай» – русский край, где находятся древние священные места, связанные с высшими знаниями и силами. «Ал-им» у вас на арабском означает «помазанник, просветлённый». А в старых церковно-славянских источниках слова Христа перед казнью записаны так: «Ала, Ала! Ли мя ся вартани», что означало «Боже, Боже! Верни меня к себе». Тебе не кажется, что в наших историях много общего, дорогой?»
«Откуда ты всё это знаешь, хабиби?» – изумлялся Айзет, ласково перебирая ее светлые волосы.
«Из университета», – улыбалась она, благословляя образование, которое, хоть и не давало полной картины мира, всё-таки приносило в жизнь много света.
«Пожалуйста, никогда и ни с кем не говори об этом, кроме меня», – встревоженно внушал муж, но тут же протягивал ей автопереводчик и просил: «Расскажи еще про святое «Ала».
Светлана продолжала: «Ал» – все равно, что «Аль» и «Эль» – это «высшее, божественное, святое». Хургада и очень многие населенные пункты начинаются по-арабски с приставки «Эль». Например, всеми любимая «Эль-Гуна»…
Еще «Эль» – имя бога в шумерской мифологии.
А в России есть «Эль-брус» – то есть «Эль-Бог-Рус» – высочайшая горная вершина.
Еще есть понятие «Эль-до-Радо» – мифическая райская страна благодати – «достатка» и «радости».
«Хабиби, о Аллах! – восклицал Айзет. – Ты – сказочник».
***
Выбрав подходящее время, молодожены поехали к матери Айзета – в поселок, расположенный в области Луксора*. Тот самый, что еще недавно Светлана рассматривала в Питере через спутник.
Поезд медленно двигался вдоль узкого, грязного Нила. Рядом с рекой зеленели возделанные поля, росла пшеница, порой встречались пальмовые рощи.
Провинции выглядели очень бедными, полуразрушенными. Обшарпанные, некрашеные мазанки вызывали жалость.
На берегу Нила женщины мыли посуду. Света спросила: «У них в домах нет воды?» – «В домах есть всё, – ответил Айзет. – А здесь они общаются».
Света с грустью примерила эту роль на себя: когда-нибудь они с мужем не смогут жить в Хургаде, и переедут сюда. Тогда она окончательно замкнется в маленьком мусульманском мирке…
***
Соседи знали, что Айзет везет к родственникам жену, и вся улица собралась поглядеть на Светлану.
Возле недостроенного двухэтажного дома молодых встретила мать – красивая женщина, мало похожая на арабку. Внешне Айзет сильно напоминал ее: те же европейские черты лица, изящный длинноватый нос, рост – метр восемьдесят.
Была заметна их сильная привязанность друг к другу.
Следом примчались братья, – очень разные, не походившие друг на друга, – и начали целовать Свету в щеки.
Самому младшему из них недавно исполнилось двенадцать лет.
Обычно египтянки рожают много детей, и те с раннего возраста помогают родителям в поле. Такие семейства имеют шанс быть более обеспеченными, чем маленькие.
Первый этаж построенного отцом дома, делился, как положено, на две половины: мужскую и женскую. Мужская представляла собой большую комнату со множеством ковров, подушек и диванов, с собственным выходом и туалетом. Женская была обычной двухкомнатной квартирой, и мать жила в ней одна.
Оштукатуренные, некрашеные стены обоями не оклеивались. Мебель в комнатах стояла старая, но красивая, ручной работы.
Мужская и женская половины разделялись парадным, откуда шла лестница на второй этаж – к недостроенным квартирам старших детей.
Внизу виднелся проход в обширный сарай, где, к удивлению Светы, обнаружились барашки, ослик, куры, утки и голуби.
Оказалось, что из голубей готовят повседневные блюда.
В тот день пришло много гостей, и братья закололи барана.
Мужчины курили кальян на своей половине, а мать семейства и Света подавали им чай. Ничего противоестественного Светлана в этом не видела. Напротив, показалось удобным то, что мужчины и женщины не мешают друг другу в быту.
Со свекровью она сразу поладила: та была добра к невестке и, не заостряя внимания на национальных различиях, решала все затруднения. Света, в свою очередь, была благодарна ей за тактичность и старалась сделать приятное.
Новые родственники, среди которых обнаружился местный мулла, – в чалме и в очках с толстыми стеклами, – заговаривали со Светланой, приглашали сесть рядом и пытались выяснить, как она знает Коран.
Света смущалась и опускала глаза. Она прочла туристические брошюры, которые вручали в Хургаде на обзорной экскурсии, и помнила, что мусульмане почитают Пророка Мухаммада – последнего Пророка в длинной цепи Пророков. Со слов гида, он был отправлен к людям с Кораном так же, как Иисус с Евангелием, а Моисей – с Торой. Знала, что, как и христиане, мусульмане исповедуют милосердие, прощение, терпимость, мягкость, равенство перед Богом. «Не существует превосходства арабов над не арабами, черных над белыми», – гласила брошюра.
Корана девушка не читала и лишь улыбалась, не в силах отвечать на вопросы. Она не могла говорить о том, что безумно любит Айзета, но не собирается переходить в ислам. Это принесло бы в семью напряжение и разлад: жена, не ставшая мусульманкой, для них никто, а мужчина, женившийся на такой женщине – неудачник.
Айзет с восхищением глядел в глаза Светы, – взволнованный, но довольный ее самообладанием и пониманием обстановки. Безусловно, супруг желал, чтобы она приняла ислам, но понимал, что его жена – дитя совершенно иной культуры. Попытка сломать ее могла привести только к разводу, о чем он и думать не собирался.
«Бог не судит о вас по вашему внешнему виду и вашему богатству, но Он смотрит в ваши сердца и смотрит на ваши деяния», – говорилось в исламской брошюре.
«Это не противоречит моей вере, – рассудила Света. – Сердце моё открыто и чисто, и деяния мои благонамеренны – с точки зрения любой религии… Господи, помоги продержаться до отъезда в Хургаду…»
Она с грустью вспомнила родные православные храмы, которые на Родине посещала редко, отговариваясь нехваткой времени. С каким трепетом она припала бы сейчас к их ступеням…
В Хургаде, когда хотела, Света посещала коптскую* церковь. Айзет или Самир
хмуро, с оглядкой, однако без возражений провожали ее до ворот и шли в расположенное неподалеку кафе, либо навещали приятелей. Перед тем, как выйти, она должна была им позвонить.
В Египте около пятнадцати процентов жителей исповедовали христианство, но храм был не похож на российский: внутри него рядами стояли скамьи, и было мало икон.
***
На женской половине шумели и смеялись многочисленные гостьи. Всем хотелось рассмотреть Свету, ощупать её тело и русые волосы. Было неприятно и зазорно чувствовать себя куклой.
Айзет долгие часы просиживал на мужской половине, а Света томилась с его мамой, двоюродными сестрами и их подружками. Без знания арабского было трудно общаться.
На второй день терпение кончилось, и она позвала мужа назад в Хургаду. Тот ответил: «Сегодня мы никуда не поедем: я долго не видел родных». Света заплакала, но Айзет сказал, что она слишком капризна, поцеловал ее и ушел… Это была их вторая ссора, – уже не вызывавшая сомнений ни в любви, ни в совместном будущем, и потому не казавшаяся катастрофой.
Однако в комнату вошла свекровь, обняла Светлану и стала успокаивать, решив, что Айзет её побил.
Мужу влетело от близких за Светины слёзы. Девушку же насторожили слова матери: что значит «побил»? Выходит, физическое насилие – норма для ее новой семьи, и вовсе не исключается?
Молодожены прожили в долине Нила все десять дней, положенных Айзету для отдыха.
День начинался с парного молока, потом вся семья завтракала в холле: на ковре ставился огромный поднос с яйцами, котлетами, хлебом, овощами, бульоном, и все садились вокруг по-турецки.
«Интересно, как бы чувствовала себя здесь моя мама, – пыталась представить Света. – Возможно, ей бы понравилось…»
Но мать все еще продолжала верить, что Светлана одумается, вернется в Питер, и слышать не хотела ни про Египет, ни про новую родню.
После завтрака Света убиралась, помогала свекрови и младшим братьям с обедом и стиркой, пела русские песни. Арабские родные просили продолжения: им нравились незнакомые простые мелодии.
Девушка почти привыкла к новым условиям и чувствовала сердечное отношение к себе.
Вечерами влюбленные молодожены катались по Нилу на корабликах. Потом вся семья собиралась в сарае: устраивали животных на ночлег и разжигали костер, чтобы те не замерзли: температура воздуха могла опуститься ночью до пятнадцати градусов.
***
Продукты Айзет всегда привозил домой сам, а если Светлане хотелось в его отсутствие погулять по Хургаде, появлялся Самир и неотступно сопровождал ее. Муж был категорически против, чтобы Света выходила куда-либо одна. «Все мужчины вокруг смотрят: какой Света красивый, – говорил он. – Они все хотят тебя. А ты моя. Не делай мне печаль».
И все-таки понемногу Светлана пристальнее приглядывалась к Хургаде.
В городе не было ни знаков, ни пешеходных переходов, ни правил дорожного движения, – лишь четыре светофора стояли в центре.
Везде высился недострой, но улицы выглядели аккуратными.
В десять вечера жизнь замирала: оставались открытыми лишь несколько чайных, где мужчины могли до утра курить кальян и смотреть по ТВ чёрно-белые комедии на арабском.
Лет пятьдесят назад на месте этого города еще простиралась пустыня. Хургада, названная именем маленького желтого цветка, появилась во время войны с Израилем*. Жили здесь в основном военные.
Потом власти заметили хорошие пляжи и привлекательный климат. Стали разрастаться туристические комплексы и жилые массивы.
Теперь военная база и военный порт занимали всего тридцать процентов территории.
Большинство египтян приезжало в Хургаду работать и жило здесь без семей.
На полмиллиона арабов приходилось сорок тысяч русских, которые зачастую прибывали в Египет зимовать, покупали или снимали квартиры. Ради них выпускались две русскоязычных газеты.
На окраине города стоял русский квартал, однако соотечественников не было видно.
Вскоре Света заметила и внутреннюю жизнь городка: бурные ссоры торговцев из-за комиссионных и привода клиентов, ложь о товарах и об экскурсиях, которые продавались в два раза дороже – «по дружбе, только для тебя».
Многие арабы веселились в компаниях друзей над чтением смс-ок от многочисленных иностранных возлюбленных.
У положительного парня, работавшего в шоу с кобрами и недавно рассказывавшего им с Айзетом о безумной любви к русской жене, Света обнаружила связь с молоденькой немкой.
Благообразный хозяин ювелирного магазина, у которого Айзет и Светлана бывали в гостях, видели его жену-египтянку и двух славных детишек, безоглядно гулял – с кем попало.
Пряча и угнетая местных женщин, арабы с наслаждением и выгодой использовали приезжих.
Моральный облик новой родины удручал: это был город, где ложь – образ жизни, а коллекции «лав-стори» – предмет гордости и хвастовства.
«Впрочем, что здесь такого? – внезапно подумала Света. – Мир так устроен. Мои подружки, собираясь в кафе, тоже обсуждают женихов, подсчитывают признания в любви и смеются от радости. И арабские женщины в кулуарах по-своему сплетничают о мужчинах. Правда, работяги курорта бессовестно переигрывают! Но даже это не исключает любви…»
То, что творилось за чертой домашнего рая, натолкнуло Свету на вопрос: откуда у Айзета деньги на их безбедную жизнь, на золотые подарки, на нужды родственников…
Она не имела права спрашивать об этом. Айзет обижался, не понимая, чего «прекрасная хабиби» хочет… Её делом было радоваться, что муж хорошо обеспечивает семью, и создавать домашний уют.
Тем не менее, при любом раскладе их жизнь катастрофически не укладывалась в зарплату Айзета, а кредитов в стране не давали.
Снова вспомнились рассказы про неискоренимую ложь арабских мужчин и пресловутый «литэл-бизнес»… Чем еще способны дополнительно зарабатывать труженики туризма? Подработку в отеле Айзет взять не мог, так как был полностью занят. Да, он избегал неправедных денег… Но это не значит, что отказывался совсем. Возможно, перестал отказываться из-за нее…
Договариваясь о браке, она должна была предполагать, какие дилеммы встанут перед любимым. Но она слепо желала быть рядом и надеялась на «авось».
Теперь, видя перед собой мрачную тайну, смысл которой становился все более очевидным, Света уже не могла наслаждаться своим счастьем, как раньше.
Она оправдала бы любую вину Айзета: кражи, подлоги, шантаж… Но только не связи с женщинами! Впрочем, она простила бы и «литэл-бизнес» за обещание больше не заниматься им никогда…
Светлана рассмотрела три сотни его подруг на «Фейсбуке» и не нашла среди них конкуренток себе. Эти женщины были в основном европейками: немками, австрийками, англичанками, изредка – финками и русскими, из отдаленных от Питера городов. Все выглядели ухоженными, состоятельными, но чего-то в них не хватало… Не то обаяния, красоты и молодости, не то самодостаточности и внутреннего огня. Определенно: это были подходящие для «бизнес-коллекции» персонажи.
Свете хотелось хоть от кого-то услышать правду и не думалось, что будет после. Но все торговцы и курортные работники врали, покрывая друг друга. Они вели схожую жизнь и знали, что Светлана – жена Айзета. Никто не сказал бы ей об изменах мужа.
Тогда она написала письмо одной из предполагаемых пассий Айзета – пятидесятилетней россиянке из Брянска.
«Глупая, – ответила та. – Конечно, я с ним была. И, разумеется, этот араб не верен тебе. Хочешь доказательств? В одной из лавок работает русский, зовут Миша Самойлов. Найди его. Если подружишься, он тебе всё объяснит».
***
Они по-прежнему были единым целым и чувствовали малейшие изменения в настроении друг друга… не могли насытиться друг другом… не могли наговориться. Однако благодаря этому ощущали и возраставшее напряжение.
Всё более распалялась дикая, непонятная Свете ревность Айзета. Девушка была искренне влюблена, скромна и послушна, но ее большие синие глаза привлекали внимание арабов из-под любой паранджи.
«Я не могу передвигаться с закрытыми глазами», – оправдывалась она. Но Айзету мерещилось, будто его «хабиби» кокетничает с каждым встречным.
«Пожалуйста, отпусти меня одну хотя бы за хлебом, – просила она. – Я так устала от твоих смешных подозрений».
«Потеряешься. Не принято, – отвечал любимый. – В Хургаде ужасные люди, а русские женщины имеют очень плохую репутацию».
«Откуда ты всё это взял?» – сердилась Света, и Айзет начинал долгие рассказы о том, какие жуткие туристки-шармуты* приезжают в Египет заниматься сексом. Именно за этим они и едут! Его жену примут за такую же, если она будет слоняться одна.
В один из вечеров Светлана попросила показать ей бессовестных пьяных тёток в неглиже, валяющихся, по словам Айзета, у обочин дорог. И муж согласился сводить ее на дискотеку.
Многие девушки были подшофе, но откровенно пьяных Света не приметила. В туалете они делились впечатлениями о сексуальных Ахмедах и Мухаммедах, подсчитывая количество приглашений на «утренний чай с лимоном». Ничего особенного – с точки зрения питерского организатора праздников – не наблюдалось. Люди веселились… В русских клубах обычно та же картина.
В зале среди танцующих туристок соревновались в умении двигаться египетские юноши. Их природные пластика и страстность привлекали взгляд.
За столиками сидели несколько солидных египтян, наслаждавшихся видом белых плясуний и будораживших тем свои фантазии. Опять же: обычная для любого клуба ситуация.
«Где шармуты?» – спросила Света.
«Все», – ответил Айзет.
Видя изумление жены, он стал рассказывать, показывая то на одну, то на другую женщину, как видел их выходившими из чужих городских квартир и бродившими в пьяном виде по утренним улицам.
«Ты – первая иностранка, достойная уважения», – тихо произнес он. – Я сразу понял, когда впервые увидел тебя. Ты не пила, не курила, смущалась, избегала мужчин, не покидала отель».
Света сильнее стиснула его руку: не смотря на дурную ревность, Айзет ценил и уважал ее.
Непрерывно звучали русские песни. Отдыхавшие подпевали в танце, заказывали пиво и коктейли.
Айзет предложил поскорее уйти из злачного места: «Не хочу, чтобы моя жена видела этот вопиющий бедлам».
«Шармутами» он называл почти всех иностранок, встречавшихся по дороге к дому.Многие из них были с детьми, с друзьями или мужьями-европейцами.
«Это ничего не меняет, – говорил Айзет. – Они временно маскируются. На самом деле – шармуты, я сам видел! Это ты чистая, жизни не знаешь, а я всякого повидал».
Светлана понимала: то, что для белых женщин – мелкое хулиганство, в глазах египтян – вопиющий разврат. Которому они, тем не менее, охотно потакали.
Ранее, отдыхая в отеле, и теперь, гуляя с Айзетом или Самиром по улицам, она улавливала цепким женским взглядом множество занятных сцен.
Красивым девушкам, не имевшим денег и еле-еле скопившим нужные на покупку путевок суммы, арабы бесплатно делали татуировки хной, дарили платья и разные безделушки – за маленький стриптиз в примерочной магазина, за интимные фотоснимки или смелые ласки руками. Зная, что те вряд ли откажутся, без стеснения предлагали «невинный обмен»… Для девчонок всё это – пустяки в сравнении с обновками! Повеселились, ушли и забыли… а чемоданы, меж тем, незаметно полнятся нужными вещами.
В какой-то мере Айзет был прав: бесчинства процветали.
Свету занимало: где грань между относительно оправданным озорством молодок и клиентками «литэл-бизнеса»? Для чего платить деньги, если при тонком подходе тебе отдадут всё, что захочешь, а секс будет дополнением?
Видимо, женщины таким образом самоутверждались, демонстрируя, кто главный в войне полов.
Супруги зашли в лавочку, которую держал приятель Айзета – Абдизар. Тот, узнав, о чем разговор, с готовностью подтвердил слова мужа: «В Европе и в России так много никчёмных женщин! А мужчины сплошь пьют и импотенты. Кто это сказал?! Да все ваши женщины так говорят. Будь по-другому, они не кидались бы на нас. Бедные, некоторых так жалко, что приходится проводить с ними ночи. А потом они надоедают смс-ками и постоянными приездами».
Попытка Светланы сказать, что всё не так, что он ничего не понял о русских, привела к возмущению Абдизара: он сам не раз бывал в России и в Европе! Он видел: всё так и есть! Просто Айзету посчастливилось найти положительную, умную белую жену. Вот бы и ему, Абдизару, так повезло! Они оба говорят со Светой о шармутах лишь потому, что наболело! Иностранки не хотят понимать порядочных людей, работающих на износ, недосыпающих, помогающих близким. Уж хоть бы денег побольше давали…
Света горько, прерывисто вздохнула: как ни старался любимый успокоить её, картина всё больше прояснялась.
В лавку зашли знакомые Аби – три симпатичные русские девушки, одетые по-летнему, но – с их точки зрения – скромно: не оголённые донельзя.
Начался оживленный разговор.
Барышни с нескрываемым любопытством косились на Свету, вернее, на ее синий платок и вышитый золотом синий хиджаб.
«Она мусульманка?!» — шепотом спросила одна из вошедших у Абдизара.
«Пойдем отсюда, – сказал Айзет. – Вот, посмотри: человеку работать надо, а эти шармуты каждый день ходят к нему в магазин. Опустошили запасы чая, слопали весь сахар. Он добрый, ему неудобно их выгнать».
«Видимо, это «шармуты» безденежной категории, не «литэл», – улыбнулась про себя Светлана.
«Дорогой, ну а где же валяются пьяные?» – не унималась она, никого не увидев возле дорог.
«Хабиби, ты так наивна! – терпеливо объяснял Айзет. – Полиция собирает их и провожает в отели, чтоб не замёрзли. Их надо беречь: наша страна живет туризмом».
***
Она скучала по маме и по друзьям, но сказочная любовь заглушала зов крови, просьбы мамы вернуться и попытки всех прочих воззвать к ее разуму.
Работать Свете Айзет категорически запретил, и пресекал все попытки присмотреть подходящую должность.
Славянки часто трудились гидами или распорядителями в отелях, но видеть Светлану в подобной роли стало для ее мужа сущим кошмаром: среди туристов и персонала было слишком много мужчин. Кроме того, сразу просматривался семейный мезальянс: к словам красивой, образованной белой жены
окружающие прислушивались, она могла вести важные дела. Но, узнавая, кто ее муж, люди разочаровывались. Сколь высоким интеллектом ни обладал Айзет, его место было на пляже, – возле граблей, матрасов и «шармут». – Не их круг…
Света рыдала, муж сердился: «Теперь ты видишь: там тоже ужасные люди».
«Знал бы ты, как я работала в Питере, – хотелось сказать Светлане. – Мужчин там гораздо больше, общение с ними теснее и доверительнее, а главное – наши праздники затягивались далеко за полночь. И ничего страшного не случилось…» – Но приходилось молчать.
В Петербурге к их браку относились еще хуже, чем в Египте.
***
Айзет уходил на работу в шесть-семь утра, возвращался в девятом часу вечера. Иногда задерживался, бывало – до рассвета, но непременно приносил Свете приятные мелочи и сок свежего манго.
Ее уверенность по поводу «литэл-бизнеса» укрепилась, но вместо возмущения мучило, скорее, чувство вины: из-за свадьбы Айзет попал в безысходную ситуацию. Как его обвинять?
Его убивала сама мысль о том, что нечего дать боготворимой супруге.
По традиции жена мусульманина не имеет права говорить мужу что-либо на тему нехватки денег, и особенно – в связи с ней – проситься на работу. Это означает унижение мужского достоинства, и жить с такой женщиной дальше возбраняется.
Конечно, Айзет не выгнал бы Свету на улицу и не развелся, но переживать бурные выяснения отношений ей не хотелось.
***
Болевая точка разрасталась. Девушка вспоминала отельный пляж, где познакомилась с любимым… И знала: пока она сама, одетая теперь в платок и бесформенный балахон, прячет синеву глаз и сторонится людей, Айзет бродит среди полуголых туристок. Он щекочет пятки развалившихся на лежаках дам, смеется, привычно выясняя национальность вновь прибывших: «Их либэ дих? Ай лав ю? Ай лублю тебъя?»
Хорошо, если среди них много немок и финок: обычно это прямые и щедрые женщины. Знают, чего хотят и не ждут настоящих ухаживаний.
Свете было стыдно поехать туда, чтоб самой посмотреть и, при необходимости, устроить сцену…
Стыдно вовсе не из-за ревности. Ревность, напротив, толкала…
Светлана стыдилась соотечественниц, презирая за это саму себя. Если уважающие себя русские выходили за египтян, то непременно за состоятельных.
Совсем не таким, как Айзет, представляла она когда-то своего мужа. Он должен был управлять заводом или отелем, а не чистить песок на пляже.
Богатые египтяне глядели на Светлану непонимающе: зачем она замужем за Айзетом? А ей хотелось кричать: «У вас в Коране написано: «Самый лучший тот, кто обладает наилучшим нравом».
Её муж – что бы он ни делал – был лучшим на свете и радовался своей работе. Другого места без образования и хорошего знания языков было не найти. Света жалела, что, обладая врожденными способностями, Айзет из-за бедности не учился.
***
Им хватало денег на простую жизнь. Ведь не нужно было ни шубы, ни сапог, ни официальных торжественных нарядов, что она носила на родине. Айзет покупал ей золото и бельё, иногда – платки, платья, сандалии.
Столько золота у нее не было никогда. Однако носить драгоценности, купленные на деньги от супружеских измен, становилось гадко.
Как подобие утешения, вспоминались слова коллег о кознях исламистов… Но Айзет не привел Свету в ислам и не продал в гарем: за что ему могли заплатить?
Кроме того, он долгое время ревностно оберегал жену и столько сделал ради юной семьи, что было бы смешно подозревать его в причастности к ним.
Света решилась наглядно убедиться в правде о европейках.
Едва Айзет ушел на работу, она, стараясь быть незаметной, отправилась в город одна – по адресу Миши Самойлова…
Это был мужчина лет сорока пяти – лысый, среднего роста, дочерна загорелый и, – показалось, – беспринципный, как сотоварищи. Однако братско-эмигрантские чувства заставили его проникнуться Светиной печалью и открыть ей глаза на окружающую обстановку.
«Ты не представляешь, во что ты ввязалась…» – пробурчал он.
Взяв клятву молчания, Миша подтвердил ее подозрения и показал фотографии со свежими датами. На них Айзет, сидя в излюбленных кальянных, нескромно обнимался с разными женщинами.
В Мишином шкафу хранились альбомы многих его подельников, своеобразная библиотека.
Каждый «литэл-бизнесмен» вел подобную фотохронику, чтобы не забыть никого из своей коллекции – на случай повторных приездов подруг.
«Допустим, правда: нищета – мать порока, – пробормотала Светлана. – Но как это возможно физически: еженощно, с первозданной страстью доводить до изнеможения жену, а между делом, вне дома с легкостью обслуживать весь этот гарем?»
Миша рассмеялся: «Для арабов неудивительно… Быть может, ты бы заболела и давно ушла от мужа, не будь «литэл-бизнеса». Знаешь, многие мусульманки мирятся с многоженством именно по этой причине. Но им приходится официально делиться любовью мужей, а ты всегда будешь единственной».
Свете удалось благополучно скрыться из Мишиного района, не замеченной другими знакомыми супруга. Но слезы застилали глаза и, не дойдя до дома, она присела в случайном кафе на диван.
Подходили арабы, о чем-то спрашивали. Она мотала головой и молчала.
Внезапно ее схватили любимые руки, – Света узнала Айзета, не глядя… По едва заметному, всегда успокаивавшему ее запаху лотоса и ощущению больших, крепких шероховатых ладоней…
Муж был в ярости, встряхнул ее и впился темным взглядом в заплаканное лицо.
Он больно сжал жену и молча, быстрым шагом повел домой.
«Хургада – это сплошные глаза и уши, – рявкнул он, едва переступив порог. – Думала, я не узнаю, что ты мотаешься одна? Я работаю на наше общее благо. Ты должна быть тихой, послушной женой. А ты!»
«А ты? – воскликнула Света. – Я всего лишь хотела узнать то, что ты скрываешь. Я – хорошая жена, а ты унижаешь меня и содержишь на деньги посторонних женщин!»
Айзет замахнулся, намереваясь ударить, но сдержался и лишь сильно шлепнул ее ладонью по щеке.
Света упала на постель.
«На востоке никогда не плачут на улице, – выдавил он. – Надо заявлять, что у нас всё хорошо и беззаботно».
Она не слышала мужа, в голове вертелось: «Откуда такая жестокость при всей его неподдельной любви? Он неправ, но собирался избить меня».
«Хабиби…» – позвал он. Света не отвечала, и Айзет вышел на улицу, хлопнув
дверью.
В памяти всплыли примеры других русских жен: и бедных, и тех, что жили на шикарных виллах. Свету всегда озадачивало, почему в их глазах не существовало счастья… Все натянуто улыбались, были дергаными, напряженными, словно помятыми… и выглядели старше своих лет.
«Арабы психологически изводят и бьют русских жен, – осознала она. – Из-за ревности, из-за нашего внутреннего стержня. Даже с самым любимым египтянином не стать одним целым, увы, – нечего и надеяться. Мы другие. Да, в нас есть немало от востока: склонность подчиняться, преклоняться, видеть в муже полубога. Но это должен быть действительно полубог – в нашем понимании… а когда наступает разочарование, у нас внутри пробуждается революционер…»
На этот раз мир действительно рухнул. Сказка оказалась растущей на помойке… Тело словно впало в кому, не шевелилось. Мысли, чувства, желания и слова перестали соединяться воедино.
Сердце старательно искало точку опоры. Оно готово было объяснить разуму всё, что угодно, и оправдать Айзета любым, самым изощренным способом.
«Я не узнала ничего нового, – твердила себе Светлана. – Всего лишь увидела доказательства… Я собиралась простить Айзета, если он обещает положить конец безобразию…»
Но наутро, достав из своего тайника запрятанные со времен свадьбы двести долларов, Света купила билет на самолет и сбежала в Питер. Выбросила сим-карты…
***
Казалось бы: вот и конец арабской сказки. Но Светлана уже не была прежней россиянкой. Нестерпимо давило низкое серое небо, мучил холод, душило уныние.
Она неуютно ощущала себя в прежней обтягивающей одежде с декольте. Хотелось назад…
Света стала частью прародины, – как те голубоглазые, что пришли десять тысяч лет назад на Землю Та-Кеми*, создали государство и долгое время сохраняли жречество…
Нет, Египет – вовсе не чужая земля!
***
Российская действительность вернула Свете часть здравомыслия.
У нее совсем не осталось денег, а отыскать новую работу оказалось непросто. Девушка сдала в ломбард немного арабского золота…
Перед бегством стоило бы по-русски вернуть все подарки Айзету, но Светлана поступила, как восточная женщина.
Теперь, принимая на ночь сильнодействующее снотворное, она пыталась забыть неправильную, бедственную любовь… Но на свете оставались «Фейсбук» и «Скайп», где свято хранилась их переписка с Айзетом.
«Я больше не могу жить с тобой, – наконец, написала Светлана мужу в ответ на миллионы его призывов. – Знаю, я сама виновата: ведь это я предложила тебе пожениться. Не знала, к чему подтолкну тебя. У меня едва не разорвалось сердце. Скажи, как мне смириться с твоей работой? С твоей ложью? С тем, что, разозлясь, ты можешь ударить меня? Я никогда тебя не пойму… Как в нашей ситуации рожать детей? Заключать браки надо с соотечественниками. Несхожесть менталитетов убивает союз… Не зря начертали мудрые:
«Славяне не происхождают.
Славян Рождают Славяне
По-Славянски да для Славян.
Есть токмо Род да Родина.
И никаких прародин и ложей.
Своих обучают Свои,
Родных обучают Родные,
Жрецы обучают Жрецов
Дабы Русь не сожрали иные»*.
«Я предупреждал, но ты не верила, хабиби. Теперь поздно об этом думать. Ты – моя жена, мой подарок небес, – писал Айзет. – Вернись. Нельзя разрушать любовь из-за таких мелочей».
Сумрачные нотки его голоса выдавали адскую боль. А правое запястье Светланы по-прежнему жёг его самый первый подарок из золота….
Для Светы этот браслет был дороже обручального кольца – символ ее сказки, ее собственной возвышенной любви – единственной и верной.
Она не представляла себя с другим мужчиной, и от взгляда супруга через экран по-прежнему замирало сердце: «Неповторимый!»
Голландец Стефан остался его бледной тенью…
Света повторяла себе совершенное женское правило: «Не принадлежи тому, кто ударил тебя хоть однажды: он никогда не исправится, и всё повторится. Никакой любви тебе станет не надо. Забудешь, что такое любовь». Но вставал вопрос: «И что, быть всегда одной? – Айзета никто не заменит. Никто даже за руку не возьмет так, как он… От него отказаться – все равно, что от самой себя».
В сравнении с этим весь мир, – действительно, – мелочи…
Она вернется… Быть может, придется терпеть выходки мужа до тех пор, пока ничего не станет нужно от бессилия, унижений и горестей… И тогда с облегченьем уйти. А может быть, они с Айзетом сумеют победить недомолвки, трудности и продолжат счастливо жить вместе.
«Обещай, что разрешишь мне работать», – потребовала она.
«Обещаю», – ответил он через силу.
***
Глядя через видеосвязь в сияющие, по-славянски большие глаза Айзета, Светлана вновь входила в стеклянные двери аэропорта.
Интернет – субстанция физически неощутимая, – такая же, как прикосновения тысячелетних душ…
Казалось, что голоса прапредков врезаются в их разговор и шепчут: «Нас живит Солнце Божье Своими лучами. Благодатью Своей насыщает… Мы проникаемся… спасаясь… И никто не смеет чуждаться своих манящих, завлекающих богов…»*
2014
————————————————————————————————-
ПОЯСНЕНИЯ
Хабиби, habibi – любимая
Хиджаб — (араб. حجاب — покрывало) в исламе — любая одежда (от головы до ног). Ношение женщиной хиджаба является одним из основных положений исламского законоположения — шариата.
Шармута – проститутка
Асабия – способность группы к самоорганизации, жертвуя индивидуальными преимуществами ради общего блага. Асабия для египтян – своеобразный кодекс чести, который укрепляет общественные связи и регулирует обязанности членов семьи. Асабия – емкое понятие, одновременно телесное и духовное: исходящий из тела дух клана.
«Я не могу иначе» – песня Валентины Толкуновой. Автор музыки: Александра Пахмутова. Автор стихов: Николай Добронравов.
«Нет без тревог ни сна, ни дня.
Где-то жалейка плачет.
Ты за любовь прости меня –
Я не могу иначе…»
Молитвенная шишка, молитвенный шрам, забиба («изюминка» по–арабски) — это отметина на лбу мусульманина, очевидно, из-за трения, произведённого от контакта лба с молитвенным ковриком. Ислам требует, чтобы его сторонники молились пять раз в день. Во время молитвы принято стоять на коленях на молитвенном коврике и касаться лбом земли. От длительных молитвенных упражнений может развиться молитвенный шрам. Некоторые мусульмане убеждены, что наличие молитвенного шрама — признак особого религиозного усердия и благочестия. Некоторые мусульмане также полагают, что в т. н. «судный день» Молитвенная шишка будет испускать нестерпимо яркий свет. Молитвенная шишка может приводить к депигментации кожи, вызванной длительным давлением и разрастанием костной мозоли. В крайних случаях костная мозоль может стать настолько плотной, что действительно образовывает нарост, который хорошо различим. Молитвенная шишка также может появиться из-за частых молитв на твёрдых поверхностях, таких, как каменные полы.
Луксор — город в Верхнем Египте, на восточном берегу Нила, с населением около полумиллиона жителей (арабы, некоторое число коптов). В Луксоре и вокруг города находятся некоторые из важнейших археологических мест Египта.
Хургада появилась во время войны с Израилем – в 1967 году. Это — война на Ближнем Востоке между Израилем, с одной стороны, и Египтом, Сирией, Иорданией, Ираком и Алжиром с другой. Правительство Египта получило уведомление правительства СССР о том, что израильские войска готовят нападение… и египетские войска начали продвижение к египетско-израильской границе. Израиль приобрел тогда неформальный союз с США, который жив и поныне.
«Славяне не происхождают.
Славян Рождают Славяне
По-Славянски да для Славян.
Есть токмо Род да Родина.
И никаких прародин и ложей.
Своих обучают Свои,
Родных обучают Родные,
Жрецы обучают Жрецов
Дабы Русь не сожрали иные»*
— слова тех, кто хранит древние обычаи. Автор неизвестен.
«Нас живит Солнце Божье Своими лучами. Благодатью Своей насыщает… Мы проникаемся… спасаясь… Никто не смеет чуждаться своих манящих, завлекающих богов…» – выдержки из надписей на Розеттском камне.
Роззетский камень — плита из гранодиорита, найденная в 1799 году в Египте возле города Розетта (теперь Рашид), недалеко от Александрии, с выбитыми на ней тремя идентичными по смыслу текстами.
Язык одного из текстов – славянский. При дешифровке письменностей Древнего Египта важная роль отводилась этим надписям.
Происхождение этносов – тема запутанная. Но многое говорит о том, что иероглифическая письменность Египта – это славянская слоговая письменность.
P.S.: Когда-то Египет был христианской страной… На древних рисунках встречается льняная рубашка с вышитым на ней христианским крестом. Есть Т-образный крест на барельефе в Луксоре.
Земля Та-Кеми – так называлось древнее страна, которая существовала на севере Африканского континента, на территории современного Египта. Из Древнеегипетских преданий известно, что эта страна была основана девятью Белыми Богами, пришедшими с Севера. Под Белыми Богами в данном случае скрываются белокожие Жрецы – посвящённые в Древние Знания. Несомненно, они были Богами для негроидного населения Древнего Египта.
Белые Боги создали государство Египет и передали местному населению шестнадцать тайн: умение строить жильё и храмы, владение техникой земледелия, животноводство, орошение, ремесленное искусство, судовождение, военное искусство, музыка, астрономия, поэзия, медицина, секреты бальзамирования, тайные науки, институт жречества, институт фараона, использование полезных ископаемых. Все эти навыки египтяне получили с первых династий.
Четыре Рода Расы Великой, сменяя друг друга, обучали Древней Мудрости новых Жрецов. Знания их были столь обширны, что позволили быстро организоваться в мощную цивилизацию. Срок образования государства Египет известен – 12-13 тыс. лет назад. Как белые Жрецы оказались в Египте, теперь нам известен их маршрут: Беловодье (Рассения) – Антлань (Атлантида) – Древний Египет.
В государстве, кроме белых людей, проживали многочисленные племена с кожей цвета Мрака (негроидные народы), племена с кожей Заходящего Солнца (предки отдельных семитских народов, в частности арабов). Из-за сильных засух часть Антов (кеммирийцев) переселились в нижнее течение реки Дунай и обосновались в Северном Причерноморье между реками Дунай и Днепр. Современное название потомков Антов — Украинцы (Славяне, живущие у края земли).
О религиях Египта
Со времен завоевания арабами самой распространенной религией в Египте остается ислам. Сегодня конституция Египта предписывает свободу вероисповедания.
Примерно 90% населения исповедуют ислам — официальную религию страны. Около 5 млн. (по разным оценкам, от 3 до 8 млн.) человек исповедуют христианство монофиситского толка, т. е. принадлежат к коптской церкви. Имеется некоторое число прочих христиан (греко-ортодоксов, католиков, протестантов).
До II в. н. э. египтяне поклонялись многочисленным богам, фараоны были одновременно верховными жрецами; они именовали себя сыновьями Солнца (Ра, Атона, Амана).
После включения Египта в состав Римской империи, со II в. н. э., там началось распространение христианства; появились первые церкви, монастыри.
К началу VII в. почти все население страны исповедовало христианство (принадлежало к коптской церкви).
Византийское православное духовенство враждебно относилось к коптам, они подвергались постоянным преследованиям со стороны властей. Поэтому когда в середине VII в. в Египте появились арабские войска, коренное население не оказало им сопротивления.
В VII в., стремясь освободиться от подушной подати (джизия), возложенной на немусульман, египтяне стали переходить в ислам. К XVI—XVII вв. все население страны уже говорило на арабском языке и подавляющее большинство жителей исповедовало ислам.
Сейчас коптский язык используется только при богослужении в коптских церквях.
К основным догматам ислама относятся вера в существование единого и единственного бога (Аллаха), а также ангелов (малайка), сатаны (шайтана), чертей (джиннов), вера в пророков бога, в божественное происхождение Корана, в день страшного суда (яум алькияма), в рай (джанна), в ад (джаханамм) и в бессмертие души.
Священная книга мусульман — Коран — создана в VII в. н. э.
Ислам оказывает активное воздействие на общественную мысль и политическую жизнь страны, является ареной и одновременно орудием острой идеологической и политической борьбы. Управляет многими аспектами жизни, что одобрено законом.
Коптская церковь, копты. Коптская церковь возглавляется Александрийским патриархом, резиденция которого находится в Каире.
Коптская церковь отличается от других направлений христианства не только теологически (в вопросе о сущности Христа), но и обрядами, возникшими под влиянием ислама и характерными только для этой церкви. В частности, в коптских церквах почти нет икон, дети мужского пола в семь-восемь лет подвергаются обрезанию, коптам запрещается употребление свинины, крови, мяса павших животных.
Копты (монофиситы) обязаны молиться семь раз в сутки, им рекомендуется паломничество в Иерусалим. Монофиситское духовенство безбрачно. Если монофисит женился до посвящения в духовный сан, то он может сохранить семью, но, овдовев, не имеет права жениться вновь. Патриарху Александрийскому подчиняются коптские митрополиты и епископы Иерусалима, Яффы и Хартума. Копты имеют свои церкви почти во всех городах Египта и ряд монастырей.
Хотя свобода вероисповедания гарантирована Конституцией Египта, немусульманское население Египта часто сталкивается с трудностями формального характера, возникают и конфликты на религиозной почве.
Копты-христиане Египта – крупнейшая христианская община на Ближнем Востоке – считают себя не культурным или этническим меньшинством, а египтянами, чьи предки – доарабское население Египта – приняли христианство в первые века.
Коптская православная церковь возглавляется Папой Коптской Православной Церкви в Александрии. Но копты после государственного переворота 1952 года столкнулись с растущей маргинализацией.
