— Не выйдет. Ты сопротивляться начнёшь, только глубже загонишь. Тут бы шок шоком… — ключник вздохнул и прервал сам себя. — Ладно, не будем тянуть. Расскажи свои грехи.
Лазарь замялся. В стихах никогда не стеснялся, а вот сейчас почему-то не хотелось. Даже у входа в… ну, куда определят.
— А ты сам не знаешь разве? Биографию мою мне рассказывать хотел…
— То биография. А это просто порядок такой. Все рассказывают, и ты тоже давай. Не тяни время. Видишь? — ключник повёл рукой. Лазарь пригляделся и понял, что пол, потолок и стены приобрели явственный синеватый оттенок. Непонимающе посмотрел на Франсуа, пожал плечами. — Очередь задерживаешь! Клоун…
— Всё равно долго будет. Много их у меня.
— Можно без подробностей.
Лазарь вздохнул.
— Лгал… — ключник согласно кивнул, — блудил… — снова кивок, — друзей предавал… — Франсуа с интересом уставился ему в глаза, — гуртом…
— А вот это неправда, — перебил ключник. — Про «гуртом». И прекратил чужие стихи цитировать, у тебя своих хороших полно.
— Предавал, — повторил Лазарь.
— Троих, — уточнил Франсуа.
— Опа… Я двоих помню… Так ты об этом?
— Нет. Ты даже не заметил, что предал. И друг не заметил. Но было.
— Кто?
— Не отвлекайся, — сказал Франсуа. — Потом сам поймёшь. У тебя будет время подумать.
— Пил… иногда много, иногда крепко… — ключник кивнул, — жену бил… — кивок, — родителей не почитал…
Франсуа махнул рукой.
— Ладно, хорош. А то сейчас все заповеди переберёшь. Значит, так: ты выслушан, взвешен, измерен…
— Грешен, — сказал Лазарь. — Прощения не прошу, ибо недостоин. Готов принять, в общем.
— …исчислен, — ключник повысил голос, — досмотрен, признан и направлен…
— В какой круг? — Лазарю было всё равно, он спросил только потому, что от затянувшейся тишины зазвенело в ушах.
— В рай, — буднично сказал Франсуа и ткнул большим пальцем правой руки себе за спину, в направлении белой стены. — Это туда. Сейчас врата открою.
— Как? — ноги у Лазаря ослабели, а голос сел. — Какой такой… Мне нельзя, я же грешен.
— Грешно противиться промыслу Божьему, — Франсуа повернулся и сделал шаг к стене-вратам.
— А по-моему, никаким промыслом тут не пахнет.
Ключник замер на полушаге, обернулся и внимательно посмотрел в глаза. Лицо его было серьёзно, а глаза смеялись.
— Догадлив… Точно — никакого промысла! Одна арифметика. И по этой арифметике тебе полагается рай.
— Нет! — Лазарь сам себе удивился. — Я не могу! Не готов!
Франсуа терпеливо ждал.
— Я пьянствовал! Я жену бил! Прелюбодействовал! Я от ребёнка отказался! От своего ребёнка! Понял?!
— Правильно отказался, — сообщил ключник. — Это не твой ребёнок.
— Зато женщина моя!
— Мы в ответе за тех, кого приручили…
— Тоже цитаты любишь? Нет, ты своими словами давай!
Франсуа подошёл вплотную и тихо продолжил:
— …а её тебе приручить не удалось. Это она тебя почти приручила… но ты оторвался. А единственная твоя женщина — жена. Понял, клоун?
— Всё равно не могу, — так же тихо и грустно сказал Лазарь после долгого молчания.
— Как же с вами тяжело работать, — сказал ключник. — С поэтами, актёрами, музыкантами. Утончённые творческие натуры. Западло быть как все, обязательно надо выпендриться. Ну какого рожна я на эту работу согласился?!
— А мог отказаться? — что-то слабо копошилось в памяти и никак не могло выбраться на свет. Казнить нельзя помиловать. Не это, но что-то вроде того.
— Разумеется. Всегда есть выбор… пока ты его не сделал, — Франсуа по-собачьи посмотрел Лазарю в глаза. — Иди уж, поэт, — он снова пошёл к белой стене-вратам.
— Прошу право выбора! — быстро сказал Лазарь. Наугад сказал, наобум, но наитию. Ключник споткнулся, втянул голову в плечи, медленно обернулся. Лицо у него было предельно серьёзно.
— Ты очень догадлив. Ну ладно. Просите — и воздастся. Ты попросил. Выбирай.
— Я выбираю ад! — Лазарь понимал всю глупость сказанного, но ничего с собой поделать не мог.
— Сосчитай до десяти.
— Я выбираю ад, — повторил Лазарь. — Мне в раю… непристойно.