(дверь открывается, входит печатный станок)…
Строчка через два собрания
— Я убил человека.
— Как?
— Я убил никого и стал вместо него никем.
— Постой! Ты убил в себе никого и стал кем-то?
— Да, я опередил свой век также, как Достоевский опередил свое время!
— Нет, все эти теории давно в прошлом, пошли в отделение!
— В отделение Союза Писателей?
— Нет, в отделение милиции! Будешь признаваться.
— Так это же я Достоевскому подражал!
— А это решит суд присяжных. А потом, так и быть, пойдешь на собрание союза писателей! Кто знает, философия это была — или мемуары.
Намек не так понят
— Если вычеркнуть старуху топором, порубленный роман надо будет переписывать! — предупредил Раскольникова Парфирий.
Раскольников подумал, подумал, и зарубил старуху по-настоящему. Он не любил переписывать романы.
Заряд вдохновения
Два писателя избегали штампов наперегонки. Один зарубил семь старух и из тридцати трех собачек сделал шариковых, другой скупил тысячу мертвых душ и подтолкнул двенадцать Аннушек под трамвай.
Каждый может стать Достоевским
— Я убил человека.
— А когда будет суд?
— Не, я еще не дописал! Это Раскольников убил старуху, а я эту идею переобыграл.
— Суд не обыграешь, там Достоевского читать не будут, у тебя алиби есть?
— Так это же я в прошлой жизни был Достоевским, это я продолжаю сам себя!
— Ты этого не докажешь, тогда будет суд за плагиат!
— Тем лучше, через скандал моя книга станет популярной!
— А где книга? Там же только одна строчка: — Я убил человека.
— А книгу я напишу.
— А Книгу написать сложнее, чем в космос полететь!
— Но Достоевский же писал!
— Ааааа. Ну, если ты Достоевский, пиши!
Пранк и кабан
Я ехал в метро, из под юбки напротив меня торчали идеальные женские ноги. Я так смотрел, что ничто больше для меня не существовало. Только эти коленки. Только эти икры — идеально отточенные, без единого изъяна. Глаз так и скользил, вбирая эту, не побоюсь этого слова, не земную красоту. Это только господь мог создать такое чудо. Но на лицо ее, на плечи, на живот я не обратил никакого внимания. Может быть, потому что они были в одежде, но лицо усложняет достичь такой красоты, красота в ногах. И вдруг эти ноги пошли-пошли ко мне и я ощутил удар в нос — вернее это был не удар, а легкий щелчок. Меня это вырвало из грез. Я вернулся в реальную жизнь и потерял ноги из виду, потому что они оказались слишком близко ко мне. Ввалясь на сиденье, я поднял голову.
Да, физия у нее была так себе, и я почувствовал разочарование и вспомнил слова Достоевского, что развратник может влюбиться даже в часть человеческого тела.
Но что ей надо, зачем она щелкнула меня по носу, елки-палки?
— Ты мог бы убить кабана? — спросила она.
— Кабана? Какого кабана?
— Как какого? Который в лесу живет? Ты смог бы его убить?
— В метро такие вопросы? А Вы что, на охоту едете? — удивился я.
— А это пранк! — сказала девушка и щелкнула меня по носу еще раз.
— Хулиганка! — засмеялся я и нарисовал кабана, достал ружье и убил.
Пионер
— Пиши роман! — сказал мне редактор.
— Но я уже написал сто романов, но в типографии не хватило бумаги, чтобы их напечатать!
— Если не хватит бумаги, будем печатать твои романы на ткани, на древесной коре, на пластмассе — что-нибудь придумаем! — сказал редактор.
— Но чернил не хватит! — возразил я.
— Будем печатать твои романы на краске — что-нибудь придумаем! — сказал редактор.
— Но электричество кончится, станок встанет! — возразил я.
— Будем крутить педали, вставим в станок батарейки! — сказал редактор.
— Хорошо, я напишу 1001 роман, но в библиотеке не хватит места! — возразил я.
— Мы построим тысячу новых библиотек! — сказал редактор.
И он меня уговорил. Я стал писать свой первый роман. Но пока я написал только одну строчку:
— Я убил человека.
Задачка по криминалистике
— Напиши первое и последнее предложение! — сказал редактор.
— А если я последнее предложение сделаю первым, а первое предложение сделаю последним? — спросил я.